Богиня и поэт - стр. 5

– Я умираю! – Неудержимый рвётся крик.

– Потом. Иди спать.

– Ветер, чеши мою разнузданную главь, угомонюсь в пору позднюю.

Самая высшая точка бытия. И ты, пустота, до смерти немая, обнажай свою прелесть, пока тебя не узнаю. Всё человечество изощрялось, вся жизнь вилась кровавыми струями, рвущейся плотью металась, дабы ты, ты сейчас осмыслил и услышал вопль!

– Какую прелесть в сей миг вы разумеете?

– Ты пользуешься моментом, мной! Я тебе дам во всею преисполненность!

Будешь выть как волчица в изгнании попусту в лунном свету, облизывая свой мех трухлявый в золоте и ночном пылу.

Слушай меня, я для тебя слишком молод, уходи по хорошему.

– Да, ты прав, я всегда это знал, до поры той, до какой не был прохожим.

– Что за лажа?

– Лужа небесных слёз, солёное море.

– Мне не хватает волнистой ласки шторма, но я обойдусь.

– Я спать хочу! Сколько можно прощаться? Вечность непробудная!

– Спокойной тьмы, ночи, смерть, пустота, дьяволица, любовь, но не та, но не тут, и не здесь.

– Прекрасно.

– Ты меня вылечи безвозвратно.

– Обязательно, ты уже мой.

– И я умру, на большее не годен.

Нет, сейчас умру, значит гожусь.

– Ну ладно, соизволю твоей милости исчезнуть в эту ночь, но ты забудешь под утро, что вечность коснулась твоей роли, словно укутавшись хворью за жизнь свою дерзать побредёшь.

– Остряк каменного надлома в натуре, вот это упоение.

Был ли? Может буду пьян. Вся жизнь мечется, как веер, меж увесистостью воспоминаний и забвением.

Тьма, сон, красочные существа переливаются светом и исцеляют меня, они есть я, я их порождение, я их игра, их божественный дар, средь вселенских пустот вожделение.

– Доброе утро. – Раздаётся в солнечных лучах голос мне неведомый.

– Кто же это? Покажись!

– Не обращай внимание, меня здесь нету, не было и не будет.

– Я ожидаю живого общения, визуализируй свои переживания, неявленное и бессмертное, ведь поэт никогда ничего не забудет! Предлагаю поправить это живой обстоятельностью или бессмертием.

– Это невозможно!

– Нет ничего невозможного.

– Но нет желания, каково в основу бытия уложено.

– Возжелай и иди съешь тогда.

– Пойду и сожру.

И накрыло приливом валун, он ещё немного булькал, раздавался резонерством каменный стук, но шелест волн берег смывающих утром, смывает и прошлую ночь, засохшую на ладонях соль и с глаз мерцающий блеск звёзд сквозь сон.

Девица, персоной мне неведомая, прогуливаясь по солнца отблескам поёт, напевает неслыханные мелодии, гласом их завивает. И всё то, что было сном, онейроидными покаяниями рассеялось, и я тяготея уклоном с их обрыва, пробуждаюсь, погружаюсь в явь легкостью падающего срыва.