Богемский лес. Книга 1 - стр. 8
Граф одобрительно кивнул:
– В течение месяца ко мне прибудет маркиз Гравино ди Монтеваго с семьей и еще несколько важных персон. Я хочу, чтобы вы произвели на них благоприятное впечатление. Будьте милы, остроумны, изящны. Я всегда гордился вами, Амелия, но теперь вам представится шанс доказать, что я не ошибался.
Амелия вспыхнула от радости, с трудом сдерживая улыбку.
– Чтобы помочь вам, я обновлю ваш гардероб. Завтра придет ткач, закажите пару платьев. К вам также явится дама, чтобы помочь выбрать отделку. Не скупитесь, Амелия, вы должны быть прекрасны, как королева.
Она едва удержалась от порыва броситься отцу в ноги. В глазах блестели слезы благодарности, щеки горели от счастья.
Дон Фернандо, видя ее радость, впервые за долгое время улыбнулся. «Красота выручит ее, даже если она окажется неуклюжей. А румянец смущения всегда был приятен людским взорам», – подумал он.
Граф не бросил слов на ветер, это подтвердилось позже. Рокабруну почтили своими визитами не только названные лица, но и позже другие и за ними следующие. Пользуясь гостеприимством графа, гости могли оставаться в замке сколько хотели, проводя свое время в любовании окрестностями и отдыхе от шумов города. Один из видных гостей графа, герцог Альба, побочный, но очень влиятельный отпрыск этого старинного рода часто являлся с визитами в замок, непременно беря с собой своего юного сына, который питал нежные чувства к дочери Саурез-ди-Фигуэро. А так как эта привязанность была взаимной, молодые старались проводить в компании друг друга как можно больше времени, насколько то позволял этикет и приличия. Амелия казалась самым счастливым существом на свете, озаряя своей улыбкой даже холодные стены. Юные сердца тянулись друг к другу, насколько позволяли приличия. Амелия ощущала себя самой счастливой на свете, озаряя своим светом холодные стены замка.
Граф, напротив, оставался верен своей суровой сдержанности. Его одежда, по-прежнему небрежная, резко контрастировала с роскошью, окружавшей дочь. Дон Фернандо, казалось, экономил на всем, кроме Амелии.
Розина же стала верной спутницей своей госпожи, свидетельницей и пособницей первых робких чувств. Молодые девушки часто запирались в комнате и предавались мечтам о будущем, которые, казалось, были уже совсем близки.
– Ах, Розина, – говорила Амелия, – я, конечно, далека от идеала воспитания. Матушка, будь она жива, наверняка сделала бы из меня достойную девицу с непоколебимой репутацией. Но, право, разве можно осуждать меня за мою открытость? Я дышу жизнью, я люблю и живу! О, господи, если во мне хоть капля порочности, пусть я получу злого мужа, который научит меня уму-разуму!