Богатыриада, или Галопом по европам - стр. 14
Глава 3
99 из 100 мужиков терпеть не могут упреков и бабьего плача. Особенно когда сами чувствуют себя виноватыми, да еще и головы трещат после доброй выпивки… Стыдить мужа в такой момент – все равно, что плескать масла на уже затухающие, но еще способные разгореться угли. Ты сперва подожди, пока они окончательно угаснут и остынут, а уж потом выкладывай все, что на исстрадавшейся женской душе накипело! Самой же лучше будет!
Ага, сейчас! 99 из 100 женщин на это просто-напросто не способны. Тем более, пребывая в состоянии, которое много веков спустя высоколобые умники окрестили «послеродовой депрессией».
Крапива, Любава и Ладушка, хоть и находились далеко-далеко друг от друга, повели себя совершенно одинаково. Различались лишь имена непутевых муженьков и порядок обвинений. В одном месте, сначала звучали упреки, что напился до поросячьего визга, а потом пошел по бабам, в другом – что сначала искал бабу, а потом еще и нахлестался до скотского состояния! Робкие попытки мужей оправдаться великой радостью и столь же великим страхом за своих любимых, вследствие чего они и выпили лишку, и потом уже себя не контролировали, были отвергнуты с категоричным презрением, негодованием и обидой. После чего в негодование пришли уже молодые папаши: они тряслись от страха, сходили с ума от беспокойства за женушек, и вот награда!
– Ладушка, да что на тебя нашло?! – с трудом ворочая заплетающимся языком, возопил Илья. – Позабыла, как клялась быть женой смиренной да покорной?! А далее что будет?!
– А-а-а-аааа!!! – завыла молодая мать в полный голос. Двойня вторила пронзительно-жалобным плачем.
– Ох, люди, люди… – сокрушенно вздохнула Малинка. Вообще-то в дом к роженице ее не звали, но ученица знахарки направилась туда так уверенно, что никто не посмел возразить.
– К-Крапивушка, да ты в с-своем ли уме?! – не выдержав, заорал Попович, стискивая раскалывающуюся голову могучими ладонями. – Н-ну откуда я з-знал, что это т-твоя п-подруга?!
– А-а-а-аааа!!! – заходилась в горестно-обиженном плаче вторая молодая мать. Младенец вторил ей не по возрасту сильным баском.
– Ох, Колючка, ты все такая же! – с жалостью и осуждением вздохнула Емшан. – Ничего тебя не изменит! Другая баба не уставала бы судьбу благодарить за такого мужа, смелого и благородного…
– Любавушка, ну пьян бы, шовшем не помнил, што делал… Ну, прошти… Ну я шарь, в конше коншов, или не шарь?! – твердил Мудрый Отец, растерянно пожимая плечами. – Могу рашшлабитьша в кои-то веки?!
– А-а-а-аааа!!! – выла Белая Олениха, вкладывая в эти звуки всю горькую участь порабощенных женщин. Новорожденная жалобно хныкала под боком у матери.