Богадельня - стр. 8
– Я тебе расскажу про него, баб Тонь! Тебе одной только… – зашептала девушка. В старой душевой никого больше не было, разве что мокрицы следили за ними из темных углов. Но Инна всё равно прятала голос: у богадельни, она знала точно, есть уши. – Это Тени его схватили, ума лишили, своим сделали. Он не такой, не такой, понимаешь? Лучше его нет никого…
Немая почесала живот. Мыть ноги ей нравилось, ее это убаюкивало: всё вспоминалось родное Лебяжье, откуда ее привезли силком – после большого огня.
– А может, и не Тени это вовсе!.. – засомневалась девушка и остановила мочалку на левой ноге, где у Немой бугрились русла варикозных вен. – Может, это Доннова всё подстроила? Ведьма она, точно говорю!
Немая замерла, а потом беспокойно завозилась на табуретке. Старухе вдруг представились куры – обыкновенные куры, которых она держала в Лебяжьем. Она замычала и, поджав ноги, начала отодвигаться от красного таза.
– Что? Тоже не любишь ведьм? – Инна улыбнулась. – А ты в курсе, что она меня чуть не задушила? Сейчас расскажу. Да ты чё, баб Тонь, ноги-то поджала? Опускай давай, сейчас уж домоем тебя. Так вот: дело было ночью, это года два назад, в ноябре. Я заснула и чувствую: что-то тяжелое на меня навалилось. Глаза открываю, а Доннова сидит на мне верхом! Уселась мне прям на ноги. Волосы распущёнкой, глаза блестят – жуть просто! Я пытаюсь пошевелиться – и никак. И тут она руки свои приподнимает, ме-едленно так, – и тянет их к моей шее. Я и опомниться не успела, а она уж душит меня…
Немая вдруг застонала, заверещала и резко подняла ноги. Таз подкинуло, и Инну до пояса окатило мыльной водой.
– Да ты что? Чокнулась, что ли? – закричала девушка. Но Немой уж и след простыл: бабка побежала из душевой, квохча как наседка, из-под которой вытащили всех цыплят.
«А еще ведь на ноги жаловалась, дура старая! Вон как резво скачет – не догонишь. Все они в этой богадельне одинаковые…». Инна глянула на свое мокрое платье и пнула пустой таз. Тот громыхнул пластмассовыми боками и затих в углу.
– Вот посмотришь! Не приду я больше к тебе! – сказала она в полуоткрытую дверь. – Так и ходи грязная…
Бабка просидела полночи в конце коридора – там, где стояли горшки с пыльными гигантскими фикусами.
Одно время заведующая Альбина Юрьевна воспылала любовью к большим комнатным цветам – и всякие беложильчатые молочаи и прочие диффенбахии заполонили коридоры второго и третьего этажей (на первом было нельзя: носилки-каталки не прошли бы). Это увлечение, как то обычно бывает с настоящими руководителями, быстро сошло на нет, и теперь зеленые последыши былой страсти ютились возле подсобки на третьем.