Боевые потери - стр. 43
– Руки тебе переломать, чи що?
– Мне в туалет надо.
– Будешь шуметь, пристрелю, сука, – пообещали из-за двери и послышались шаги – наш надзиратель, или кто он там, ушёл.
– Ребята, что делать? – обратился к нам Дима.
– Да вон пластиковая бутылка, давай в неё, – Саша показал пальцем на помятую, грязную пятилитровую бутылку, лежавшую в углу, где валялся всякий мусор.
– Мне по-большому надо, – объяснил Дима.
– Ну что делать, делай в золе ямку и туда, – решил я. – Давай делай свои дела, мы отвернёмся.
В дальнейшем мы все так делали, а мочились в бутылку.
На первый допрос нас гнали пинками шестеро охранников бандеровцев, а мы бодро хромали, опухшие и разбитые ещё со вчера, повинуясь окрику и сапогу. Одетые в натовскую форму, с автоматами иностранного производства, с засученными рукавами, на предплечья татуировки нацистского и сатанинского содержания – немецкие кресты, профиль Бендеры у двоих, анфас Гитлера – у троих, три шестёрки, черти, ножи и незнакомые мне призывы на латинице и аббревиатуры.
Затолкали нас в ярко освещённую комнату, где нас ждали три палача, в резиновых фартуках, перчатках, хирургических масках. Меня усадили в зубоврачебное кресло, обездвижили пластиковыми наручниками – обечайками, а Диму с Сашей уложили на столы, предназначенные для хирургических операций, перетянули ремнями. Хорошо оборудованная камера пыток – вот где мы оказались. На выкрашенных белой краской стенах, видимо для устрашения, развесили цепи, топоры, тесаки; около стеклянных шкафов, заполненных банками с химикатами, стояли тележки с подносами, на которых лежали, сверкая хромом, инструменты экстремального болепричинения – щипцы, скальпели, свёрла, какие-то невообразимые расширители, иглы.
Кресло моё стояло в левой стороне камеры, а два стола, к которым привязали моих товарищей, – с правой стороны. Для начала нас крепко избили. Тот, кто достался мне, зажал в кулаке что-то продолговатое, железное и, ни о чём не спрашивая, принялся ссадить по рёбрам. Насобачился палач на своей работе, бил так, что в глазах темнело, каждый удар прорезал до позвоночника, особенно меня потряс первый, который он ввинтил мне в правый бок – не успел я напрячь мускулы, а он выстрелил, так вмазал, что я подумал, он меня ножом в печень. И хочется из себя боль выкашлять, но и дышать-то больно, а не то что кашлять. Глаза на лоб, слёзы брызжут, сквозь сжатые зубы текут слюни. Палач бьёт меня сосредоточённо, выбивая стоны, а слышу я короткие сдавленные вскрики – это мои товарищи, их тоже обрабатывают, размягчают для допроса.