Бочка счастья (сборник) - стр. 5

Стахан настаивает, кричит!!! Скандал разрастается. И тогда, обращаясь к собравшейся уже публике, невозмутимый Козак изрекает:

– Разве это скандал?! Что-то я не вижу скандала!

И – указывая двумя руками на моего будущего мужа:

– Это что, темперамент?! Нет!!! Это не скандал и это не темперамент! Вот грузины гастролировали! Так это был темперамент! Так это был скандал!!!

И – гордо:

– Они меня резать обещали!

И все-таки Козак позаботился, и мы оказались в гостиничном номере вместе.

Именно после этого случая в Одессе Стахан и решил, что штамп в паспорте, может быть, и не помешает.

Да, Одесса! Это был тот самый город, в котором еще до знакомства с моим будущим мужем я впервые попала в гастрольную поездку с оркестром МГУ. Когда после первого же концерта я услышала от того самого Козака – он говорил дирижеру: «О, она таки будет гастролершей!» – я расстроилась и горько заплакала. Я хорошо спела, меня так принимали! А он – «гастролерша»! Мне это слово показалось очень, очень обидным. Ведь моя бабушка, мама моей мамы, папу моего, которому вечно не сиделось на месте и который вечно куда-то спешил, ехал и бежал, обзывала гастролером.

– Яша! Сколько можно бегать?! Гастролер!!!

Лишь потом мне объяснили, что «гастролер» на языке эстрады это – почти как почетное звание. Так называли только тех, кто очень хорошо работает на сцене и смело может ехать на гастроли. Кто может своим именем везти за собой целые коллективы и собирать полные залы. Что в дальнейшем у нас со Стаханом и получилось. Мы действительно были гастролерами.

Тогда, в ту одесскую поездку, мы уже чувствовали себя настоящими артистами, почти профи – ведь мы уже получали гонорар! Рублей по шесть за концерт. Каждый. Это был наш первый семейный бюджет.

И успех был настоящий. Как на сцене, так и после концерта.

На моего будущего мужа буквально набрасывались поклонницы.

– Вы так пели, ах, как вы пели! – щебетали они.

Я брала его руку, демонстративно клала ее себе на талию, показывая всем видом, что им не обломится, и мы уходили с ним в наш номер, с таким трудом отвоеванный в битве с суровым законом.

Поклонники появлялись и у меня. Но это никак не нравилось моему уже почти мужу. Свои ему нравились как-то больше.

Тогда я и сказала:

– Если ты мне, Рахимов, изменишь или я это просто почувствую, тебе отвечу тем же. Хотя, если честно, мне этого совсем не хочется.

Он задумался.

– Ты – женщина! – мрачно сказал он.

– Тем более, – сказала я.

Аргументом «ты – женщина» он пользовался часто. Если надо что-то решить по телефону, позвонить кому-нибудь по делу – о концерте, о записи на радио, музыкантам… я – «женщина». Договориться о детском садике или вообще о чем-то важном – я «женщина». Поговорить с директором филармонии о переносе гастролей – тем более я «женщина». И вообще…