Блокада. Книга 1 - стр. 10

Казалось, Сталин хочет, чтобы все присутствующие в этом зале, вся армия, весь народ поняли, что предстоит страшная, истребительная война, противоборство двух систем, двух непримиримых идеологий – коммунистической и фашистской.

Под впечатлением этой главной, решающей мысли находился сейчас Звягинцев, и от нее, сам того не сознавая, его настойчиво отвлекал Королев.

– …Значит, не помнишь слов товарища Сталина? – снова спросил полковник. – Вроде бы склероз у тебя не по возрасту. Ну ладно, – он безнадежно махнул рукой, – придется у других спросить. Ну, так или иначе – поздравляю! Выпьем, что ли, по этому поводу?

Они выпили. Королев подхватил вилкой ломтик селедки и, похрустывая луком, продолжал:

– Конечно, если бы он в своей речи прямо тебя поддержал – считай себя завтра уже подполковником. Впрочем, и так – чем черт не шутит! На таком совещании слово дали, его, – он с ударением произнес это местоимение, – внимание привлек, шутка ли! Интенданты-то, видишь, четко сработали! – Он подмигнул и оглядел номер. – Есть и полковники, которых по двое расселили. А тут… словом, давай по второй!

Они снова выпили.

Королев расстегнул воротник гимнастерки, расслабил поясной ремень и, откинувшись на спинку стула, спросил:

– Ну, а какой ты сделал вывод из его речи?

– Надо укреплять армию, – задумчиво ответил Звягинцев.

– Ну, это ясный факт, – нетерпеливо заметил Королев, – только я сейчас не об этом. Как полагаешь, перемены будут?

Звягинцев вопросительно поглядел на него.

– Ну что ты, маленький, что ли? – недовольно продолжал Королев. – Я наш округ имею в виду. Перемещения будут? Ну… и вообще. А? По-моему, неизбежно.

Он снова склонился над столом, деловито разлил коньяк по рюмкам и принялся за бифштекс.

– Я сделал иной вывод, – сказал Звягинцев. – По-моему, неизбежно другое. Придется воевать с Гитлером.

– О-то-то-то! – рассмеялся Королев, поднимая вилку с куском мяса. – Скажите, какой пророк! Конечно, придется! Рано или поздно. Это и ребенку ясно.

– Хорошо, если бы не рано… и не поздно, – тихо сказал Звягинцев.

Лицо Королева внезапно стало серьезным.

– Это ты, пожалуй, прав, – сказал Королев, расправляя складки на ставшем влажным белом подворотничке. – Сейчас, кажись бы, и рановато, а? Вот кое-какие выводы для себя сделаем, тогда пускай лезут. Ладно, – он махнул рукой, – давай мясо есть, остынет.

Он придвинулся поближе к столу и снова принялся за бифштекс. Некоторое время они ели молча. Королев шумно и с аппетитом, Звягинцев нехотя ковырял вилкой жесткое мясо. Наконец он отодвинул тарелку.

Поведение Королева, его манера разговаривать раздражали Звягинцева. Он считал заместителя начальника штаба неглупым человеком и военным до мозга костей. Казалось, что он родился в сапогах и гимнастерке – представить его себе в пиджаке и брюках навыпуск Звягинцев просто не мог. Вся сознательная жизнь Королева – это было хорошо известно работникам штаба – прошла в армии. И все его интересы, все мысли были всегда связаны с армией. Звягинцев знал об этом. Но то, что Королев сейчас, после такого совещания, когда речь шла о делах, жизненно важных не только для армии, но и для всей страны, разговаривал с ним в такой подчеркнуто беспечной, даже фанфаронистой манере, раздражало Звягинцева. «Может быть, он так говорит со мной потому, что хочет, так сказать, поставить на место? – подумал он. – Боится, что зазнаюсь? Хочет подчеркнуть, что хотя я и получил слово на таком ответственном совещании, для него, полковника, участника Гражданской войны, все же остаюсь мальчишкой, из молодых, да ранних?»