Блокада. Книга 1 - стр. 12
Он произнес это слово с ироническим ударением на последнем слоге.
– При чем тут философия! Я хочу говорить о вещах сугубо практических, о таких, с которыми вся наша жизнь связана! И жизнь и долг! Ты что же, полагаешь, если я сапер, инженер, так мне дальше носа и видеть не положено? И если…
– Да хватит тебе оправдываться! – нетерпеливо прервал его Королев. – Говори, что хочешь сказать!
– Хорошо, я скажу, – взволнованно произнес Звягинцев. Он помолчал некоторое время, собираясь с мыслями. – Значит, война неизбежна. Так?
– Ну, допустим, что так, – согласился Королев.
– Значит, она может начаться и завтра. Верно?
– Насчет «завтра», по-моему, загибаешь. Но теоретически – допустим. И что дальше?
– А дальше возникает неизбежный вопрос: готовы ли мы? Я, естественно, про наш округ говорю, об остальных не знаю и знать не могу. Да и в своем мне ближе всего инженерные войска, укрепления и все такое прочее. Вот мы сейчас итоги финской кампании подводим, верно? А ты уверен, что будущая война будет во всем похожа на финскую?
– Дураков нет так считать.
– Но ведь, судя по всему, кое-кто так считает! Как будто нам и в той войне надо будет повсюду линии Маннергейма прорывать!
– Не понимаю.
– Ах, ну как же ты не понимаешь! Ведь нам сейчас в округ только орудия крупных калибров и гонят! А зенитки? А противотанковые? Много ты их видел? А самолетов – ты полагаешь, их достаточно? Послушай, Павел Максимович, – понижая голос и наклоняясь над столом, сказал Звягинцев, – ты уверен, что мы с той установкой покончили?
– Какой еще установкой?
– Ну вот насчет того, чтобы только «малой кровью» и только на чужой территории?
– Вот что, Звягинцев, – сказал Королев, и в голосе его зазвучали новые, холодно-строгие интонации, – ты эту демагогию брось. Тебе, как штабному работнику и члену партбюро, отлично известно, что партия такую установку осудила как самоуспокаивающую. Так что болтовню прекрати! – неожиданно громко выкрикнул он и ударил по столу своей широкой ладонью.
Звягинцев посмотрел на него недоуменно и растерянно, стараясь сообразить, что могло вызвать у Королева такую вспышку гнева.
Но Королев молчал, только лицо его пошло красными пятнами.
– Не понимаю, чего ты сердишься, – нерешительно произнес Звягинцев, – я, кажется, не сказал ничего такого…
Он выжидающе смотрел на Королева, но тот молчал.
«Поразительный человек! – про себя усмехнулся Звягинцев. – Одно только критическое упоминание о какой-либо официальной установке способно привести его в ярость. Даже если эта установка столь же официально раскритикована».