Библия ядоносного дерева - стр. 43

Разумеется, этого я не сказала вслух. Я никогда, ни в чем не перечу папе. Наконец Рахиль выпалила:

– Папа, прости нас!

Ада и я притворились, будто увлечены своими книгами. Мы привезли с собой учебники и принимались усердно изучать их каждый раз, когда мама грозно напоминала, что мы отстанем от класса и по возвращении нам впору будет носить «дурацкие колпаки» [27], хотя это не грозило никому, кроме Рахили, в нашей семье она одна обладала на удивление посредственными умственными способностями. Думаю, мама просто боялась, что мы позабудем самые обычные вещи вроде переправы Джорджа Вашингтона через Делавэр, осенней листвы и поезда, спешившего на запад, в Сент-Луис, со скоростью шестьдесят пять миль в час.

Я подняла голову от книги. О Господи! Отец смотрел прямо на меня. Сердце у меня заколотилось.

– Бог простит тебя, если попросишь, – тихо произнес он, с отвращением, тоном, от которого мне становилось не по себе. – Бог наш милостив. Но эта несчастная африканская птица не сможет избавиться от того, чему ты ее научила. Невинное существо способно лишь повторять то, что слышит. Вред уже причинен.

Папа стал поворачиваться. Мы затаили дыхание, но, задержавшись на ступенях, он оглянулся и посмотрел мне в лицо. Я вспыхнула от стыда.

– Если это может чему-нибудь научить, – добавил он, – так тому, как грязен и как смердит первородный грех. Я хочу, чтобы вы думали об этом, когда будете переписывать Стих. Все трое. Книга Чисел, двадцать девять – тридцать четыре. – И папа решительно вышел, оставив нас на крыльце, как сироток.

Мысль, что придется потратить остаток дня на переписывание нудной Книги Чисел, быстро привела меня в чувство, пока я смотрела вслед папе, шагавшему по направлению к реке. Он ходил туда почти каждый день, проделав себе туннель через огромные листья бегонии, которые заслоняли от нас берег реки, – искал места́, подходящие для обряда крещения.

Я уже знала, чем заканчиваются стихи двадцать девять тридцать четыре Книги Чисел, потому что переписывала их раньше; когда грешишь против Бога, грех не остается тайным, и ты воочию видишь, что происходит изо рта твоего.

Я даже не задумывалась о необратимости ущерба, нанесенного невинности Метуселы, что лишь доказывает, насколько многому мне еще предстоит научиться. Но, признаюсь, в тот день я молилась, чтобы папа принял извинение Рахили за признание и не считал, что грех – мой. Трудно слушать его обвинения молча. Мы все прекрасно знали, кто выкрикивал это слово – «черт, черт, черт!». Она произносила его снова и снова, обливаясь слезами над своими испорченными сухими смесями. Однако ни одна из нас не открыла бы отцу этого ужасного секрета. Даже я, а именно я чаще всего поворачиваюсь к ней спиной.