Библиотека в Париже - стр. 11
– Понимаешь, у нее ведь могла быть причина не возвращаться…
Днем в субботу я быстро прошла мимо старенького «шевроле» миссис Густафсон, поднялась по шатким ступеням ее крыльца и позвонила в дверной колокольчик. Дин-дон! Ответа не последовало. Я позвонила еще раз. Снова никто не откликнулся, так что я подергала парадную дверь. И она со скрипом отворилась.
– Эй, привет! – громко произнесла я и вошла в дом.
Тишина.
– Есть кто-нибудь дома? – спросила я.
В гостиной все стены занимали полки с книгами. Под венецианским окном стояли на подставке папоротники. Стереопроигрыватель, размером с большой холодильник, мог вместить в себя человека. Я быстро просмотрела коллекцию записей: Чайковский, Бах, снова Чайковский…
Миссис Густафсон прошла по коридору, шаркая ногами, вид у нее был такой, словно она только что проснулась. Даже дома, в одиночестве, она была в платье с красным поясом. В одних чулках, без туфель, она казалась ранимой. Мне вдруг пришло в голову, что я никогда не видела перед ее домом машин каких-нибудь друзей, никогда не замечала, чтобы к ней приходили гости. Миссис Густафсон была воплощением одиночества.
Остановившись в нескольких футах передо мной, она уставилась на меня так, словно я была грабителем, явившимся, чтобы похитить ее запись «Лебединого озера».
– Что тебе нужно?
Вы кое-что знаете, и я тоже хочу это знать…
Она скрестила руки на груди:
– Ну?
– Я пишу сочинение о вас. Ну, то есть о вашей стране. Может, вы могли бы ответить мне на несколько вопросов?
Уголки ее губ опустились. Миссис Густафсон молчала.
Тишина заставила меня занервничать.
– У вас тут целая библиотека…
Я махнула рукой в сторону полок с книгами, авторов и названий которых я не знала: мадам де Сталь, «Мадам Бовари», Симона де Бовуар…
Пожалуй, это была плохая идея. Я повернулась, чтобы уйти.
– Когда? – вдруг спросила она.
Я оглянулась:
– А можно прямо сейчас?
– Я сейчас кое-чем занята…
Миссис Густафсон произнесла это живо, словно была президентом и должна была поскорее вернуться в свою спальню.
– Я пишу сочинение, – напомнила я, потому что школа занимала место сразу после Бога, страны и футбола.
Миссис Густафсон надела туфли на высоком каблуке и схватила ключи. Я следом за ней вышла на крыльцо, и она заперла дверь. Она была единственным человеком во Фройде, который это делал.
– Ты всегда врываешься в дома к людям? – спросила она, когда мы пересекали лужайку.
– Обычно они сами выходят, – пожала я плечами.
В нашей гостиной миссис Густафсон сначала сложила ладони вместе, а потом безвольно уронила руки. Ее взгляд скользнул по ковру, по диванчику у окна, по семейным фотографиям на стене. Ее губы шевельнулись, собираясь что-то сказать, возможно: «Как у вас мило», как сказали бы другие леди, – но потом ее челюсти крепко сжались.