Бездна зверя - стр. 36
И вот тут для меня стоит самый жирный во всей этой истории знак вопроса: а считала ли Света это изнасилование — изнасилованием?
Позже Сеча ещё неоднократно пользовался Светкиными интим-услугами, чем она, кстати сказать, очень гордилась. Кроме пышной груди в её жизни появился новый повод для гордости — вагина, куда кончал самый крутой на селе парень. А тот антураж, в котором произошёл их первый секс, кажется, лишь придавал резкости мутному пьяному воспоминанию.
Света была в восторге от того, как её взяли, как размозжили о землю, как трахали, несмотря на её крики. В душе она ликовала. С ней случился праздник похоти и торжество самолюбования. Да, она бы в любом случае рано или поздно раздвинула ноги перед Сечей, но то, как это произошло тогда, было даже за пределами её фантазий. Дикая агрессия стала доказательством крутости Светки: вот она какая бешеная самка — довела самца до неистовства, что он был готов на всё, чтобы заполучить её.
Это победа, а не тяжкий груз. На большую грудь тоже можно жаловаться, но Светка носила её орденом, носила с достоинством, как и Сечину сперму, которая в ней пузырилась по окончании двухминутных фрикций.
Чтобы понять всё это, мне самому было необходимо подрасти. Кроме того, мне помог отрывок из какого-то романа, написанного женщиной. Я нашёл его случайно в туалете у своего школьного друга. Возможно, его мама или старшая сестра любили занимать время на унитазе чтением низкосортной литературы. Что ж, мне тоже стало любопытно: под яркой обложкой с нарисованным изображением мужчины и женщины, сплетённых тесными объятиями, запечатлелись опыт и фантазии вполне реальной женщины.
Она описывала, как возвращалась домой поздно ночью, стояла на остановке общественного транспорта, ждала автобус. К остановке подошёл мужчина, спокойный и невзрачный. Однако от него чувствовалась опасность — по тому, как он смотрел, по тому, как были напряжены его руки, воткнутые в карманы джинсов. Женщина испугалась и побежала. Он догнал её. Повалил животом на землю, задрал ей платье и вошёл одним точком. Она кричала, билась, звала на помощь, наносила удары, какие могла. Но одновременно она описывала и иные чувства. Как бежала, забывая дышать и бесконечно желая, чтобы он её догнал. Как падала на землю и чувствовала страшную боль на содранных коленях, локтях, лице, по которому хлестал дождь и опавшие ветки. И ей нравилась эта боль. Ей нравилось сопротивляться и получать новые увечья. Она молилась, чтобы он её ударил, чтобы обозвал как-нибудь. Она кричала, умоляла отпустить и слушала с замиранием сердца, как он рычит ей в ухо: «Заткнись, сука!». Она с наслаждением описывала в самых вульгарных, прямолинейных, грубых словах каждую деталь: толстый член, рвущий её вульву, долбёжку, которая расходилась по всему телу, что даже мозги тряслись, его ругательства — «мразь», «шлюха», «грязная пизда». Всё это доводило рассказчицу буквально до исступления. Когда он кончил и сбежал, она выла. Выла от боли, унижения, обиды и радости. Выла, отплёвывая изо рта попавшую землю. Кровь вперемешку со спермой сочилась по её ногам. Их смывал дождь. Она выла белугой, оплакивая, что так быстро исчезают эти следы. Она его ненавидела. И она его благодарила.