Безбилетный пассажир - стр. 41

– Зачем?

– Традиция! – и Жора показал пальцем.

В слове «Москва» я пропустил букву «в».

Тогда, в 47-м, на выступлениях нашего ансамбля в спортивный зал набивалось столько народу, что пожарники в целях противопожарной безопасности сгоняли нас со сцены и несколько раз отменяли концерты.

В Уланском, на Сретенке и на Мархлевского меня все школьницы узнавали! А среди «мелочи» (второй-третий класс) шла борьба за честь нести на концерт мой барабан и тарелку.

Победил заика-Козленок, парень из третьего «Б». Я затыкал палочки за пояс, засовывал руки в карманы и шел, насвистывая сквозь зубы, а впереди важно вышагивал гордый Козленок с моими инструментами в руках… Вот когда я был знаменитым!

Прошло много лет. В семидесятых в Доме архитектора на масленицу устроили блины для актеров театра «Современник». По старой памяти позвали и меня. Под конец вечера на эстраду, где играло трио: рояль, контрабас и ударник, поднялся Михаил Козаков и заявил:

– Все знают, что Евгений Евстигнеев хороший актер, но никто не знает, что он потрясающий ударник. Давайте попросим, чтобы он сыграл.

^{>Москва. 1947 год.}

^{>Краснодар. 1949 год.}

А архитекторы сказали:

– Все знают, что Данелия режиссер, но никто не знает, что он барабанщик получше вашего Евстигнеева.

Решили устроить соревнование. Евстигнеев сыграл так, что мне на сцену вылезать уже не хотелось. Но отступать было некуда, и я старался, как мог.

Стали решать, кто победил. Актеры кричат: «Евстигнеев», архитекторы – «Данелия». Призвали в арбитры ударника оркестра, толстого и лысого немолодого человека с красными прожилками на щеках. И он на вопрос «кто лучше» сказал, заикаясь:

– К-конечно, Данелия.

А в гардеробе, когда я одевался, он ко мне подошел:

– Г-гия, ты меня не узнаешь? Я К-козленок…

Мы выпили по сто грамм. И больше никогда не виделись.

И еще одно воспоминание, связанное с джазом.

Иногда в наш школьный оркестр удавалось залучить Чарли-трубача. Чарли было девятнадцать лет. Маленький, щуплый, одетый по моде сорок восьмого года – туфли на толстой каучуковой подошве, брюки дудочкой, пиджак почти до колен, зеленая широкополая шляпа, черные длинные волосы и узкое бледное лицо – Чарли был великолепным трубачом. Но его ни в один оркестр не брали, потому что Чарли играл только джаз. В руках у него всегда был футляр с трубой. И он охотно вынимал ее по первой же просьбе. Встретишь его на улице Горького, или в клубе, попросишь: «Чарли, сыграй» – он тут же достает трубу, вставляет мундштук и начинает «Сан-Луи блюз»… Играл минут пять – пока не подбегали дружинники и не утаскивали Чарли в милицию. При мне так его уводили раза три.