Без иллюзий - стр. 6
Михаил не угадал с приношением. Шампанское, как будто бы всегда уместное в подобных случаях, для Нины оказалось не совсем приемлемым. То есть, конечно она выпила и его, но очень немного, опасаясь, что иначе у нее разболится голова. Торт был признан не вредным. Но это были всего лишь аксессуары прелюдии, но не само действо. Обе стороны не были склонны затягивать подготовку.
Михаил попросил:
– Нинон, красавица, разденься! Хочу, наконец, увидеть тебя всю!
Она не стала ломаться и стала быстро раздеваться, но заметив, что Михаил только смотрит, спросила полусерьезно, полуиронично:
– Синьор, а вы?
Михаил спохватился и начал ее догонять. Нинина нагота соответствовала его ожиданиям. Пропорции – самые эстетические, в его вкусе: где надо – крупно, где надо – тонко. Линии – соблазнительно плавные, в гармонии с лицом. Треугольник в контрасте с белизной кожи – черный. Неудивительно. Нина говорила, что по природе она брюнетка, но и окрашенные волосы на голове не портили ее. И все действительно в изумительной девичьей сохранности – и бедра, и зад, и грудь – особенно грудь, только живот несколько выпадал из юношеского безмятежного стиля. Михаил даже не мог понять, почему.
Нина тоже разглядывала его – с интересом, но без цинизма. Впрочем, иного Михаил и не ожидал. Они обнялись стоя, поцеловались, легли на диван. Нина была согласна делать все, что ему нравилось, в том числе и то, что он мечтал видеть сбоку от себя в зеркале. И с любой стороны Нина выглядела восхитительно, не говоря уж об умении отдаваться искренно и до конца.
И все же Олю она не затмевала. Нет-нет, все было хорошо, но даже тут у Михаила мелькала мысль, что именно сейчас он мог бы получать еще большее наслаждение, испытывать еще больший восторг, если бы не выбрал верность слову, данному Нине, а сохранил бы верность главной любви. Это еще нельзя было считать раскаянием, но самообвинение уже поднимало голову, заявляло о себе и, без сомнения, обещало какие-то покуда неясные, непроявившиеся осложнения в той общей будущности, о которой они всерьез говорили с Олей. Какими они окажутся? Пока что его не то чтобы тревожило – скорее призывало ко вниманию только одно Олино свойство – как она думает в браке с Михаилом самостоятельно утверждать себя творческой личностью? Или вовсе не думает? Прямых планов и целей на этот счет у Оли как будто и не было. Да, она хотела защитить диссертацию и стать кандидатом наук подобно множеству научно остепененных людей, которых знала и наблюдала. Было несомненно разумно следовать их примеру, чтобы можно было точно так же, как и им, пользоваться кандидатскими привилегиями: увеличенной почти вдвое зарплатой в той же должности, преимуществами при устройстве на работу, а кое-где и в полтора раза увеличенным отпуском – живи себе и не горюй, после защиты и утверждения в ВАКе степень будет до скончания века работать на тебя, а не ты на степень. Похоже, что достижением такого блаженного состояния интерес Оли к науке исчерпывался. У Нины, правда, и такого не находилось, но хуже от этого она не выглядела, не имея к науке претензий и не ожидая дополнительных благ от нее. У Нины был иной конек, с которого она не собиралась пересаживаться ни на какой другой. Секс работал на нее, и она работала ради секса, не ожидая от жизни большего блага, чем это. Первую любовь у нее отняла война. Сколько было попыток обрести другую, трудно было представить, а спрашивать Михаил не хотел – понимал, что они, разумеется, были, только вряд ли привели к успеху, а вот огромная радость от секса была вполне достижима несмотря на войну, на отсутствие постоянного мужа, на неизбежные осечки с проходящими или постоянными любовниками. Для достижения радости ей требовалось относительно немногое и вполне достижимое – чтобы партнер сам по себе был симпатичен, хорошо сложен и в специфическом смысле вполне работоспособен, чтобы при этом был в меру тактичен и безусловно не хам. А остальное она и так имела – свою постоянную комнату в коммуналке и свободное время для встреч.