Без гнева и пристрастия - стр. 49

– В зависимости от обстоятельств, – неопределенно ответил Смирнов и в свою очередь спросил: – Фруктишек каких-нибудь где мне купить, Андрюша?

– Да прямо здесь, в супермаркете, – обрадованно сообщил опер. И вдруг через паузу: – А если это не он?

– Кто – не он? – не понял Смирнов.

– Не ваш друг, а просто посторонний.

Смирнов быстро глянул на Андрея Петровича.

– В любом случае, дорогой ты мой Андрюша, в больнице лежит тяжело раненный человек, которому, скорее всего, никто фруктов не носит.

– Умыли, – признался Андрей Петрович. – Поделом. А вы все-таки зайдите после всего к нам, Александр Иванович, а? Ждать будем.

Поворачиваясь к открытой дверце своего американского вездехода, чтобы вытащить адидасовскую сумку, Смирнов бросил взгляд на противоположную сторону площади. Темно-красная «десятка», которая тащилась впереди «чероки» от обрыва, исчезла. Ее место заняла темно-синяя «девятка». Класс явно невысок.

Не было никого в офисе туристического агентства «Гольфстрим», за исключением трудолюбивого директора, который, развернувшись вместе с креслом, бессмысленно смотрел в окно. Зазвонил наконец телефон. Директор вертанулся на сто восемьдесят градусов. Положил обе руки на сияющий стол, но сразу трубку не снял. Дождался четвертого звонка. Спросил яростно:

– Ну!

– Он пошел в больницу.

Директор Денис Ричардович молчал, прикрыв глаза. Страшно молчал. Для того, кто позвонил. Помолчав, директор сказал:

– Ты понимаешь, что ты сделал?

– Понимаю, – безнадежно подтвердила трубка.

– Понимаешь, что фуфель слепил, сучара греховная?

– Понимаю.

– Понимаешь, что я тебя по уши в землю вобью и в ноздрю цветочек вставлю?

– Понимаю.

– Как дальше жить собираешься?

– Старик его сегодня наверняка заберет и в Москву потащит.

– В каком он состоянии?

– Так откуда же я знаю!

– Узнай, прежде чем начинать. А начинать придется с сегодняшнего дня: мне они, фраерок парнокопытный, напрочь не нужны. Сколько у тебя там людишек?

– Со мной десять. В трех машинах.

– Должно хватить. Понимаешь, таракан? Должно!

– Прости меня, Хан.

– Если хорошо потрудишься, завтра прощу.

Главврач Юрий Серафимович улыбнулся и спросил:

– А почему не сразу к нему?

– Боюсь, – признался Смирнов.

– Бояться нечего. – Юрий Серафимович вылез из-за стола и устроился в кресле напротив отставного полковника. Видимо, главврач обосновался в Мельниках надолго: кабинет был обжито-уютен, домашний такой. С любимыми мелочами кабинетик. – В принципе, он физически вполне здоровый человек. Ожоги были поверхностные, не ожоги даже, а, как бы попроще выразиться, опальности, что ли. А вывих, если он не привычный, утихомиривается в три дня. Смотрю на него и удивляюсь: как он сумел, почти в беспамятстве, из такой безнадеги выбраться?!