Без дураков. Лучшие из людей. Эхо Москвы - стр. 33
С. КОРЗУН: А выбор-то сложный, на самом деле. Ирина-то рядом, идет.
Б. НЕМЦОВ: Да, это естественно. Да, нет, Ирина-то в курсе дела была. И Кобзон тоже в курсе. Ошибка или нет? Честно говоря, если бы сейчас все заново, я бы, конечно, его не послушал сейчас. Потому что столько дерьма и гадости, в том числе, со стороны власти, я потом услышал по этому поводу, что, в общем, я понял, что он решал свою задачу. Ему не хотелось, чтобы никто, кроме власти… Там власть вот такая доблестная, она убила террористов, еще, правда, 129 человек погибло, которых можно было спасти. Я бы, наверное, сейчас его не послушал. Но это была ошибка моя, безусловно. Она не была такой роковой. Я исходил из чего? Из того, что он глава государства, в тяжелый момент даже те, кто в оппозиции находится, должны выполнять указания одного человека, чтоб не было хаоса и безобразия. Но я совершил ошибку, конечно. Что касается последствий, то они вообще кошмарные. Трусливый парламент отказался заниматься расследований обстоятельств на Дубровке. Мы провели свое независимое партийное расследование.
С. КОРЗУН: Вам сейчас все понятно из того, что там произошло?
Б. НЕМЦОВ: Да, нам все понятно, абсолютно. К нам, к счастью, приходили эксперты и из МЧС, и из института медицины катастроф. И просто свидетели этих событий. И очень поучительный момент. 129 человек погибли совсем не от газа, как официальная пропаганда говорит – их неправильно спасали. Диагноз в свидетельстве о смерти у всех один. Асфиксия. То есть они задохнулись. Им западали языки в гортань, и они не могли дышать. А западали, потому что их неправильно складировали, их клали на спину, и у них языки западали, так же, как и у утопленников. Их надо было класть, наоборот, на живот или на бок. Языки пальцем поднимать с тем, чтобы они могли дышать спокойно. Этих людей собственно можно было спасти. Собственно, это главное заключение нашей комиссии. Я ходил к Путину с этим заключением. И целые тома были, и видеоматериалы, чтобы он дал указание все-таки расследовать обстоятельства смерти этих людей. На словах он пообещал, но ничего не сделал. Это дело было замято. И я был в шоке, честно говоря. Он сказал потом одну фразу: «Ты знаешь, этих людей мы все равно спасти уже не можем». Но главный мой аргумент был такой: «Да, мы этих людей спасти не можем, но, чтобы впредь не повторялось подобное, мы должны разобраться и наказать». А Вы знаете, что после Дубровки был еще Беслан. Где тоже бесславно проработала комиссия, ни черта мы не знаем, что там произошло, и видимо, никогда уже не узнаем. Вот эта стилистика закрытости, вранья, вот эта стилистика продолжается, а результат – это гибнущие люди. И, наверное, я с Вами согласен, я должен был идти. Но у меня какой еще был аргумент, мало того, что он там главный, я все-таки руководитель партии, и я не в личном качестве там решения принимаю, все-таки мне надо было думать еще и о судьбе организации. Это тоже, конечно, сыграло роль, но сейчас понимая достаточный цинизм власти в то время, я бы, конечно, поступил по-другому.