Без дураков. Лучшие из людей. Эхо Москвы - стр. 35

Никакого.

С. КОРЗУН: Он не показывался. Он в ложе сидел, его не было видно.

И. КОБЗОН: Как не было видно? Я выступал на сцене, там не было такой большой сцены, как, скажем, во Дворце съездов, там совсем короткое расстояние до ложи было. Метров 10, я видел его отлично, когда я вышел. Я просто боялся смотреть на него. Это другой вопрос, ребенком. А взрослые люди просто уходили за кулисы и падали в обморок. Потому что, ну, что делать? Это вождь, это бог и царь, все равно, что спустился на землю, что-то такое небесное. Поэтому я вспоминаю это с таким волнением.

С. КОРЗУН: Вы, наверное, перед всеми руководителями нашей страны пели? Начиная со Сталина.

И. КОБЗОН: Пел, да. Только я не согласен с этим определением наших современных журналистов, Ваших коллег. «Кремлевский соловей». Они знать не знают, и им не понятно, что выступать в Кремле было высокой честью. Тогда можно назвать так. Если я кремлевский соловей, который пел, как Вы говорите, перед всеми вождями, то, как же относить к этому Майю Плисецкую, Галину Уланову, Владимира Атлантова и других. Я могу перечислять… Это была планка. Если уж тебя позвали на какое-то событийное выступление в Кремль, значит, ты попал в высшую элиту.

С. КОРЗУН: Правда, что Вы Островского, будучи студентом, долго уговаривали, чтобы он Вас взял на какой-то концерт сэлф-мэйд-человек. Добивались успеха.

И. КОБЗОН: Я не так ему надоел, как Матильде Ефимовне. Царствие Небесное обоим.

С. КОРЗУН: Супруге?

И. КОБЗОН: Супруга его, она уже устала. Я когда звонил, она говорит: кто спрашивает Аркадия Ильича? Я говорю: это вокалист. Я не знал, как себя назвать. Понятия она не имеет, кто такой Кобзон. Она говорит: «Аркадий Ильич занят, звоните завтра». Ну, завтра, послезавтра и т. д. Наконец, я ей настолько надоел, что он сказала: «Аркаша, возьми, пожалуйста, трубку. Меня этот твой студент уже просто замучил. Не могу больше». И вот тогда Аркадий Ильич мне сказал: «Ну, приходите, послушаем, что Вы хотите». Вот началась дружба с этим человеком. Я, вообще, вырос, как певец, в эпоху ренессанса. Не было ни одного выдающегося композитора, с кем бы я не работал. Начиная от Шостаковича – Хренников, Островский, Колмановский, Фельцман, Фрадкин, Блантер, Соловьев-Седой. Я со всеми работал. Это была эпоха фантастическая, послевоенная песенная эпоха. Когда были самые лучшие песни, самые лучшие стихи. В песне работали Матусовский, Долматовский, Ошанин, Рождественский, Евтушенко, Ваншенкин, Гамзатов и т. д. Какие фантастические имена работали.