Бейкер-стрит на Петроградской - стр. 13
Я был «стопроцентным зрителем»… и литературным мальчиком, поэтому мы с Феликсом и поступили на филологический факультет Ленинградского университета. Я – на газетное отделение, он – на русскую филологию.
Мой выбор огорчил родителей. Отец хотел, чтобы я стал архитектором (и он был прав, но архитектором стал не я, а мой сын, его внук). Мама мечтала, чтобы я стал дипломатом… Наивная!
Наши университеты
В нас воспитывают важное и опасное качество. – Я рисую сладострастного слона. – «Табуретовка» Глеба Горышина. – Первые публикации и первые гонорары. – На трамвае от Сосновки к Калинкину мосту. – Служба в газете. – Я отец семейства. – Отпечатки пальцев и плед за пять долларов.
Профессура старой, еще дореволюционной школы воспитывала в нас очень важное и, как показала дальнейшая жизнь, опасное качество – интеллигентность.
Худшего времени для гуманитарных наук, чем 1949 год, придумать было невозможно. Тяжко было всей стране, но для ученых сама их профессиональная деятельность была зоной ежедневного риска. Сегодня ты профессор, за кафедрой, тебе внимают студенты, а завтра – безродный космополит и враг народа. В эту эпоху тотального мракобесия наши профессора пытались укрыться в прошедших временах и узких специализациях, страшно далеких от окружающей действительности и правящей идеологии. Не у всех получалось. На первом курсе мы начали слушать профессора Гуковского, но вскоре его арестовали… Замечательный некрасовед Евгеньев-Максимов всячески избегал касаться проблем современной советской литературы. Легендарный профессор Пропп в своем курсе не выходил за пределы нашего Средневековья. Лингвист Будагов уже по самой природе своей науки был ограничен проблемами синтаксиса и пунктуации – чему, как кажется, был очень рад. И только литературоведы Макагоненко и Наумов вдохновенно живописали немыслимые достижения социалистического реализма и доказывали преимущества оного перед иными методами.
Львиную долю учебного времени отнимали занятия по так называемой специальности: своим опытом работы в партийной печати делились мастера советского газетного дела, доценты П. Хавин, А. Бережной и Б. Вяземский.
Самым ярким впечатлением от университетской учебы стали для меня студенческие стройки.
Это была песня, написанная нашим же студийцем из Дворца пионеров, Юрой Голубенским – первокурсником-юристом. То, что мы делали, наверняка никому не было нужно – да нам-то что было за дело, мы были молоды, веселы и на этих стройках чувствовали себя куда свободнее, нежели на лекциях о теории и практике партийной печати. В районе Лодейного Поля под надзором местных прорабов мы строили какие-то малюсенькие электростанции на крошечных речушках…