Бей в самое сердце - стр. 39
- Третья полка сверху, - указывают мне на шкаф.
Высоко, блин. Я тянусь, тянусь за книгами…
- Можете взять подножку.
- Да я сама.
Грудь стягивает, как от удара, когда вдруг чувствую горячее дыхание в волосах. Здоровые лапищи перехватывают сразу несколько томиков по зарубежной литературе и вручают мне. Потом еще и еще. Только когда становится тяжело, прихожу в себя и спешу поставить книги на стол.
Пока я расписываюсь за двадцать экземпляров, Милованов подхватывает бо́льшую часть и выходит. Я сама готова была бежать от него еще пять минут назад, но показное равнодушие бесит, оказывается, еще больше грязных домоганий.
- Богдан! – зову, догоняя его с парой несчастных учебников, прижатых к груди. – Насчет «Гладиатора»…
- Ты. Туда. Больше. Не сунешься, - чеканит каждое слово.
Я и не собиралась. Я хотела сказать, что не выдам его никому и больше не буду лезть к ним с Зоей. Так я решила после долгих мучительных раздумий. Но все это было до его наглых, дерзкий заявлений.
- И почему же? - Поворачиваю голову и щурю глаза.
- Потому что я так сказал.
Нет, он совсем охренел? Разворачивается и уходит. Его спина в красном худи для меня, как тряпка для разъяренного быка. Разгоняюсь вперед.
- Извилиной своей одной-единственной командуй! – бросаю в спину, а потом догоняю и толкаю его в плечо, отчего книги одна за другой падают на паркет. – Захочу и приду, чтобы…
Все происходит слишком быстро. Раз, и его рука сжимает мое горло, а я пропускаю вдох от испуга.
- Услышала меня? – он сильнее давит пальцами.
Прямо здесь и сейчас задушит?
Нет, делаю вдох: я могу дышать, но сам жест пугает. Я застываю, будто обездвижена ядом в его глазах. Не могу шевельнуться.
- Кивни.
Я делаю, как говорит. Только после его губы трогает улыбка. Он наклоняется ко мне, задевает носом шею.
- Знаешь, что оргазм с асфиксией сильнее обычного?
Что? Боги, что он несет? Складываю буквы, но суть ускользает, потому что я прикрываю глаза и снова ощущаю неуместное покалывание по всему телу. И жуткий пожар между ног.
- Не играй со мной, - он больно кусает мочку уха, а я невольно раскрываю губы, - все равно проиграешь.
Шепот отдает в виски, гуляет эхом в голове. Сколько я стою с закрытыми глазами, прижимая злополучные учебники, не знаю: когда прихожу в себя, захожусь в приступе кашля, тру шею, на которой горят следы от его пальцев. Ни Милованова, ни книг уже нигде нет.
Я в ужасе. Дышу, будто боюсь, что воздух вот-вот закончится, делаю шаг на ватных ногах и вновь спотыкаюсь. Пытаюсь разглядеть себя в отражении окна, но, кроме ярко-красных щек, ничего не вижу.