Беспризорница Юна и морские рыбы. Книга 2. Белый Ворон приходит сам - стр. 14
– Го-го-го! Бедан, глянь, ну вылитый черный бык папашиной мамаши! – И тут он попал в самую точку.
Это была та самая точка, которой Бедан улегся вчерашним вечером на осу, вылезшую с зимовья, проветрить крылья, – Бедан взвыл и так врезал в ответ своему братцу по наковальне, что тот полминуты отдыхал, прежде чем они вместе заорали, – Улам, который вспомнил – да и не забывал! – кто его закадычный приятель: охотник!
– …Эй, Лис, Лис, Лисовин, мышковать пошел?.. —
(не в склад, не в лад, поцелуй кобыле в зад!)
А Бедан (он был более сообразительный):
– Эй, хромой! Это кто это с тобой?.. Дом горит, козел не види-и-ит!..
Он услышал, что его зовут.
В сером дожде таяла деревня, а на краю ее, на дороге, стояли двое крепышей и, пихая друг друга в бока, жестикулировали свободными от этого занятия руками и, надсаживаясь, вопили – кто громче? Даже если б он вздумал отвечать, им, чтоб услышать его, пришлось бы закрыть рты хоть на минуту, а это – ну нет, это нет, этого от них – нет, никак. Не дождетесь!
Заяц махнул рукой, повернулся и пустился догонять Быкмедведя, чья широкая спина, сошедшая вслед за остальными с дороги в лес, уже скрывалась среди кустов и деревьев.
И без всяких тут растербасов.
6. Эта страница – граница
Впереди посветлело, и вдруг лес распахнулся.
Шел пятый, или седьмой день, как они шли, – и дождь не отставал.
Если кто-нибудь видел с высоты птичьего полета – а лучше беличьего скачка, потому что для такой птицы, которая летит в небесах, лес – это просто океан. – То он, должно быть, сильно подивился этой компании. Ну точно резиденты, потерпевшие крушение на чужой стороне, – парашютов не хватает. Скользя и спотыкаясь, двигались зигзагом, растянувшись цепочкой: останавливаясь и присаживаясь под каким-нибудь деревом, когда человек в белом – теперь просто в грязном – уходил вперед; но потом возвращался и делал знак: за мной. И опять шли – в новом уже направлении. Цель у этого всего могла быть только одна: истоптать весь лес взад-вперед. А дождь лил и лил на них сверху.
Один опаздывал на четверть дневной ходки.
Если кто бредет по лесу, на границе зимы и весны, лес для него это: снег и вода. Вода; понятно. Каждая иголка кончается каплей; каждая ветка, за которую схватился, чтоб не упасть, или зацепил головой, награждает собственным душем. Но теперь снег. Снаружи он растаял весь, и нельзя понять, глядя со стороны, сколько в лесу снега. Обходя овраги, в каждом из которых под снегом скрывается ручей, стараясь идти по пригодным к ходьбе местам, все равно наступишь на его островки, ведь не будешь скакать только по обнажившейся уже повсюду земле. Снега может по щиколотку. Он рыхлый и скользкий; съедает усилия. Нога давно промокла: в сапог стекает по штанам; а снизу – от снега. Наступаешь окоченевшей ногой – уводит ногу назад, делаешь шаг – получаешь полшага. Где прошел бы полкилометра летом – или зимой, на лыжах или снегоступах, – сделаешь метров двести.