Бес в ребро - стр. 26
– А как же с радостями быть? Мы ведь и радости забываем? Наслаждения? Ушедшее ощущение счастья? – спросила я.
Он помотал головой:
– Нет, я, например, никаких радостей не забываю… И ощущения счастья – может, их было у меня не так много, – но я все помню. Ну и вообще каждый под словом «счастье» свое понимает…
– Наверное, – согласилась я.
Мы вышли на улицу Маяковского, сонно перемигивались на перекрестке красно-зеленые вспышки светофоров. Уличное освещение уже было пригашено, фонари на столбах – через один – висели, как раскаленные капли йода. Желтоватым туманом подсвечивали они снизу зависшую в дальнем провале улицы луну – сплющенную, как плоская тыква, будто черт впотьмах уселся на нее.
– Вот здесь и разыгралась моя баталия, – сказал со смущенной улыбкой Ларионов и обвел рукой круг, захвативший тротуар, разбитую витрину радиомагазина, закрытую фанерой, и старуху, продававшую из сумки цветы. Он показал на бабку: – Можно сказать, из-за этого одуванчика и разгорелся сыр-бор…
– А почему из-за нее? – не поняла я.
– Ну, это я шучу, конечно… Она была случайным поводом… Я вон у того перекрестка подхватил освободившееся такси. Кинул назад Адину посылку, проехал квартал и увидел, что бабка цветы продает, и велел шефу притормозить…
– И бабка на вас напала? – засмеялась я.
– Нет, бабка мне дала цветы – все полминуты заняло, поворачиваюсь к машине, а трое уже сидят сзади, четвертый усаживается рядом с водителем. Я им говорю: занята машина, видите, счетчик включен…
– А вы мне говорили, что их было трое?
– Ну да, три мужика и девушка… Ну, про нее что говорить – она же в драке не участвовала! Да и вообще она потом куда-то исчезла. Я только слышал, как один ей кричал: «Рита, не подходи…» Так вот, я говорю тому, что впереди сидел: занято… А он мне мягко, душевно так говорит: пошел вон, козел, мы за тебя оплатим, что ты наездил. Я ему еще спокойно сказал: не наглей, не веди себя грубо, иначе я тебя из машины руками выйму… Он отворил снова дверцу, я к нему подался, и тут он… он…
У Ларионова вдруг перехватило дыхание, он сглотнул воздух с трудом, кадык на его загорелой жилистой шее подпрыгнул, как теннисный мячик, выражение стыда и отвращения на его лице удивительно не сочеталось с залихватски сдвинутой на затылок фуражкой.
– Что? – не поняла я и как-то заранее испугалась.
– Он мне… в лицо… плюнул… – растерянно сказал Ларионов, и в голосе его задребезжали вновь унижение и ярость.
Ларионов остановился, повернулся ко мне и повторил:
– Представляете – плюнул в лицо?!
Он испытывал острый стыд и сильный испуг – особый испуг за другого человека, обезумевшего на глазах.