Бес в ребро - стр. 25

Краем глаза я увидела мучительно сцепленные руки Ларионова – они не лежали безвольно на бедрах, а душили друг друга, будто он надумал одним кулаком раздавить другой, – побелели костяшки, до синевы надулись вены, на засохших ссадинах выступила сукровица. Из-под прикрытых век искоса я взглянула на него – подбородок не лежал на груди, не послушался он Фадеева, и легла у него на лицо печать муки. Видел он мои слезы? Или чувствовал, что происходит со мной? Или страдал от своей неуместности?

– …Гражданочка! Гражданочка в первом ряду!.. Видите ли вы цветные сны? – гремел где-то надо мной Фадеев. – Какой они тональности? В какой части светового спектра расположены ваши сны?

Я видела сейчас цветной сон наяву – он весь был багрово-черный.

– Гражданочка видит зеленые сны! – сказал Ларионов, чтобы он отвязался от меня.

– Это прекрасно! – обрадовался ученый маг. – Зеленые и голубые тона сновидений свидетельствуют о душевном равновесии и психологическом благополучии…

Если удалось прервать неприятный сон, надо сразу вставать, иначе задремлешь опять, и сон вернется снова. Я не встала и как сквозь дымную алую пелену наблюдала психологическое могущество Фадеева. Он отыскивал спрятанные в зале часы, давал нюхать зрителям белоснежный платок, и они все узнавали запах любимой парфюмерии. Потом на спинки двух расставленных на сцене стульев он положил зрительницу – гражданочка в ступорном сне лежала мостиком, опираясь на ребра спинок стульев лишь шеей и пятками. Фадеев предлагал желающим нажать ей на живот, чтобы убедиться в несгибаемой прочности мышц, которую он дал ей в волшебном сне.

Мне было страшно. Мне казалось, что это я – отсутствующая, подчиненная чужой воле, окаменевшая, – зацепившись за неверную опору двух точек, вишу над бездной. Человек не должен висеть над землей на затылке и лодыжках. Я должна стоять на ногах. Поставьте меня на землю.

– Простите, Ирина Сергеевна, я не думал, что вас это расстроит… – сказал, глядя в сторону, Ларионов. – Я хотел, чтобы вы отвлеклись, развеялись…

– Да бросьте! Это мне стыдно перед вами, срам какой – реветь на людях…

Мы шли по пустой, продуваемой едким ветерком улице. Это был не ветер, а уличный сквозняк. Он разгонял сизое неопрятное тряпье ночных облаков, и над домами показалась луна, красно-желтая, как куриный желток с зародышем.

– Я думаю, что способность забывать – это тоже дорогой дар, – сказал Ларионов вдруг.

– В каком смысле?

– Представляете, как было бы жутко жить, если бы мы хранили в себе боль нанесенных нам обид, горечь потерь и утрат, ужас физического страдания – всю жизнь, ничего не забывая…