Беременна по принуждению - стр. 32
Судя по крикам, речь шла о проступке матери. И всё это имело отношение к Пашке.
Он всегда был внешне копией отца, поэтому тот его баловал и прощал те шалости, за которые с меня драл три шкуры. Впрочем, что касалось внимания, я получал его сполна.
Отец бы скуп на эмоции, но словоохотлив, если дело касалось рабочих моментов. Он скрупулёзно, не теряя терпения, с тринадцати моих лет приучал к делам и рассказывал, иногда с применением силовых воздействий, то, что я по его мнению должен был знать о бизнесе.
Улавливал я быстро, поэтому доставалось мне нечасто. А когда стукнуло пятнадцать, начал в ответ показывать зубы, за что однажды был бит нещадно, но зато больше отец на меня руку не поднимал, а только ухмылялся. Мол, придёт, щенок, время, вспомнишь отца!
Чаще всего он был прав. Не доверяй дальним, а близким ещё больше не доверяй.
— Так можно в дурку загреметь, — буркнул я как-то.
— Ну доверяй, на теплотрассе места всем хватит. Надеюсь, случай с твоей матерью тебя чему-то научил?! Учись на моих ошибках, сын! — мрачно говорил он и смурнел так, что приходилось ретироваться. В этот момент отцу надо было побыть одному.
Я его уважал и боялся. Бояться перестал лишь к двадцати годам, когда заматерел и почувствовал свою силу в полной мере, а уважать не перестал. И любить.
Мать я тоже любил, но после той ночи она не услышала от меня лишнего слова. И все её оправдания звучали издёвкой:
— Я собиралась сказать! Не говорила только из-за Паши! У них были такие чудесные отношения! Ребёнок его обожал! Отец не тот, кто родил, а кто воспитал!
— Ага, а я думал, этот юродивый называется Аленем. Не бреши, пожалуйста! Отец прав, тебе лучше держаться от брата подальше! Ты и его сделаешь лживым и изворотливым!
— Это лучше, чем как ты: жестокий и бессердечный! — кричала она и давала мне пощёчину.
Я пожимал плечами и молча уходил. Подумаешь, переживу!
Мама пыталась просить прощения, я махал рукой и оставлял ей денег. Ей всегда не хватало содержания отца.
После того как он её отселил и лишил права видеться с Пашкой, мама пустилась во все тяжкие. Разве что на наркоту не подсела! Так продолжалось полгода, а потом она резко успокоилась. Отец пригрозил, что урежет втрое её содержание.
— Я не прощу ему, что оторвал сыновей от матери. Паша, наверное, скучает. Неужели ты не понимаешь, что нам надо увидеться? Привези его, умоляю!
Я отрицательно мотал головой и уходил. Предавать отца я не собирался. Да и Пашке это ни к чему, только душу травить.
Вырастет — сам решит, общаться ли ему с матерью, которая своей ложью чуть не лишила их обоих сытой, безбедной жизни и миллиона возможностей, которые предоставлял отец.