Бенефис - стр. 28
– А, знаете, пойдемте со мной. Я угощу вас кофе. Пока там лаборатория, пока рентген, пойдемте, – сказал Пухольцев, поглядев на нее так, словно стараясь понять, какова ее сила внутреннего сопротивления. И есть ли она вообще.
Но она уже поднялась со стула ему навстречу. Дверь направо, из приемного в стационар, оказалась запертой. Пришлось идти налево, мимо «греческого зала», куда в эту рабоче-крестьянскую больницу, по народной молве – орденоносную, где врачи чуть ли ни голыми руками поднимали из руин всех, кого можно было поднять, свозились все нуждающиеся в помощи городские алкоголики. Чтобы потом, после вытрезвления, у них можно было поискать какие-нибудь человеческие заболевания. Пройдя в самый конец хирургического отделения, где была маленькая комната с двумя электрическими чайниками на одном столе, двумя стульями и одним диваном, они оказались одни.
– Ну и что? – спросил Пухольцев, наливая и включая чайник. – Замужем? Семья? Дети?
– И то, и другое, и третье, – кивнула она.
– Нет, пожалуйста, пожалуйста, – проговорил Пухольцев, снимая белую медицинскую шапочку и приглаживая на лбу волосы на правую сторону.
И она увидела темные пряди с золотистым отливом – над глазами цвета спелой вишни.
– Пожалуйста, пожалуйста, – опять сказал Пухольцев разрешающе – шутливым тоном. – Главное, чтобы это не повышало порога чувствительности к окружающей среде, – опять посмотрел он на Мячикову, готовый вот-вот рассмеяться.
Но смеяться не торопился.
– Ну вот и чайник, – через минуту проговорил он.
Потом взял с окна початую пачку печенья «Октябрьское», положил ложечкой в два чистых стакана кофе, после того, как все было готово, достал из кармана пачку сигарет “Winston”.
– Один больной угостил, – сказал он, протягивая ей сигареты.
Затем взял свой кофе и сел на старый, без какого либо покрытия, диван. Мячикова взяла сигарету. Но курить не стала. Она делала это по настроению. А настроения не было.
– Так, не мешает? – вернулся он к недавнему разговору.
Она вопросительно взглянула на него, глотнув горячую жидкость.
– А-а? – вспомнила Лизавета Петровна, – Реагировать на окружающую среду. Не думала об этом.
– Ну теперь вы подумаете, – правда? – спросил он, снова глядя на нее, как совсем недавно, в приемном, будто стараясь что-то понять.
– Теперь подумаю, – совершенно искренне сказала Мячикова и щеки ее порозовели. – А вы? – еще не додумала свой вопрос Лизавета Петровна.
– Я тоже – «И то, и другое, и третье», как вы сказали.
– Но не все сразу, да? – поняла она.
– Да-а-а, – протянул он, глядя на нее, как смотрят, когда собеседник оказался понятливей, чем предполагалось, – К этому хочу добавить, – продолжал он, – Мне всегда нравились темноглазые женщины, – медленно и совершенно весело сказал он, глядя ей в глаза, – особенно те, кто привозит аппендицит, а думают, что привезли холецистит. Это просто восхитительно, – продолжал веселиться он. – Нет, серьезно.