Белые трюфели зимой - стр. 48

– Ну что ж, – он поправил жилет, – будь добр, передай всем, что сегодняшнее меню я посвящаю своей личной победе – невероятному успеху того кушанья, которое я приготовил для нашей несравненной мисс Бернар и нашего прославленного Гюстава Доре, моего бывшего наставника. Это будет Noisette d’Agneau Cora Dressés dans les Coeurs d’Artichauts и Pigeonneaux Cocotte[36].

Boulanger выглядел смущенным.

– Артишоки и голуби?

– А что, по-моему, прекрасная парочка! Pigeonneau[37] – это «простак», а Coeurs d’Artichaut – «ветреник»[38], то есть мужчина, который влюбляется в каждую встречную девушку.

Пекарь рассмеялся и обнял Эскофье как родного сына.

– C’est la vie[39], – сказал он. – Наслаждайся, пока можешь, тем, что сердце твое в очередной раз разбито. Но учти, что вскоре непременно появится женщина, из-за которой ты превратишься в такого же старого женатого мужчину, как и я, и у тебя будет слишком много детей и слишком мало времени для сна.

– Между прочим, тебе еще хлеб печь.

Boulanger подмигнул, постучал себя по носу и сказал:

– Это будет нашей маленькой тайной. – И он занялся своим тестом.

Эскофье умылся, отыскал свою поварскую куртку и колпак и сказал пекарю:

– Я непременно вернусь еще до того, как нужно будет подавать второй завтрак.

В студии Доре по-прежнему горел свет, так что он решительно поднялся по лестнице, но у двери остановился и прислушался: было слышно, как по мрамору стучит резец. И время от времени доносились взрывы приглушенного смеха.

Так, прислушиваясь, Эскофье простоял довольно долго. Затем хлопнула пробка – в студии откупорили бутылку шампанского, – и за дверью стало тихо. А Эскофье понял, что ему пора возвращаться.

Тем же утром, чуть позже, он получил две записки. Первая была от бывшего французского лидера Леона Гамбетты[40], который просил приготовить ему сегодня вечером отдельный кабинет. В меню он предлагал включить седло барашка и требовал соблюдать полную секретность.

Вторая записка была от Сары.

Эскофье и не подозревал, к какому кошмару приведет вскоре получение этих записок.

У Сары студия оказалась совсем не такой, как ожидал Эскофье. В отличие от той раскаленной квадратной коробки, которую отвел под свою студию Гюстав Доре, это была очень милая квартирка на верхнем этаже какого-то маленького и довольно странного здания, пристроившегося в глубине двора неподалеку от бульвара Курсель. Больше всего этот домик походил на оранжерею – своими выстроившимися в ряд обширными окнами и застекленной крышей. И в этой крошечной квартирке оказалось полно людей – причем все они, что довольно странно, были обладателями ярко-желтой шевелюры.