Белые трюфели зимой - стр. 23
– До начала зимнего курортного сезона в Монте-Карло остается всего несколько месяцев, – сказала она Эскофье. – Вот ты и приедешь к нам на каникулы.
– Люди станут болтать.
– Люди всегда болтают.
Этого Эскофье отрицать не мог. Сам он был в высшей степени неболтлив.
– Все совсем не так, как тебе показалось, – сказал он, хотя прекрасно понимал, что все именно так и есть, что ей ничего не показалось – и, пожалуй, все только еще больше запуталось.
– Мне кажется, на расстоянии мы сможем наконец почувствовать себя чужими друг другу, – сказала Дельфина, загружая детей в вагон. – Так что я буду звать тебя «Джордж», чтобы это имя каждый раз напоминало тебе: я уже не знаю толком, кто ты теперь такой; так что тебе придется каждый раз заново меня завоевывать.
– Не уезжай.
– Прощай, Джордж.
– У меня без тебя руки совсем опустятся.
Но они уехали.
Ее угроза не подействовала. Эскофье остался в Лондоне, а Дельфина никогда больше не приезжала в этот город. И он больше не приезжал, чтобы провести в Монте-Карло зимний курортный сезон, как не приезжал и во все прочие времена года. Он заглядывал домой лишь на два-три дня после Рождества – и так много лет подряд, – а потом снова возвращался в Лондон.
Они, правда, писали друг другу письма. И он всегда подписывался: «Нежно тебя целую. С любовью Джордж». Он часто рассказывал ей в письмах о каких-то своих, чисто профессиональных успехах – например, о той своей речи, в которой он призывал к необходимости уничтожить нищету, или же о новом меню, которое он создал для принца Эдуарда, для своего «дорогого Берти»[13]. Впрочем, когда Эскофье уже переехал в Париж и начал работать в отеле «Ритц», Дельфина так и не пожелала к нему присоединиться. А может, он ее об этом и сам не просил. А может, и она не спрашивала, хочет ли он этого. Все это было так давно, что они оба уже не помнили. Так или иначе, а врозь они прожили тридцать лет. Работа, внуки и роскошь свободы вечно вставали у них на пути.
И вот после всех этих прожитых врозь лет Эскофье решил выйти на пенсию и без предупреждения появился на пороге родного дома с огромными чемоданами, полными кастрюль и пароварок, со всевозможными коробками, клетями и ящиками как с пустыми бутылками из-под шампанского, так и с немалым количеством бутылок полных и в сопровождении своего помощника. Появился, словно ее собственный, личный Одиссей, только поменьше ростом и ссутулившийся от старости. Седина в волосах, оттеняя его яростные глаза, делала их еще более выразительными и глубокими. А его элегантный нос с течением времени лишь чуть больше заострился.