Белые гондолы. Дары Отступника - стр. 13
Постучав, я толкаю никогда не запиравшуюся дверь, обитую линялым дерматином. Квартиру заполняет наивная быстрая мелодия тапера. Маркони поглощает пиццу, скрашивая свою нехитрую трапезу просмотром Чаплина, «Огней большого города». Невысокий и плотный, с приятными мягкими чертами и бархатными глазами записного ловеласа, он энергично взмахивает пухлой рукой, увидев меня на пороге.
– И что только не готовят у нас в городе под видом пиццы! Хотя эта, если бы не картофель, почти похожа на настоящую. Ты голоден?
– Как степной волк после недельной песчаной бури.
Я присоединяюсь к его ужину, поглядывая на злоключения маленького нищего романтика на экране. Мы сидим в креслах на первом этаже башенки, где у архитектора устроен кабинет с открытой кухонькой в углу. Спальня и крошечная ванная располагаются наверху, под конусообразной крышей со шпилем. В кабинете довольно чисто и даже уютно, на закругляющихся стенах обильно развешаны рисунки, эскизы, планы и чертежи. Две картины своего знаменитого деда Маркони повесил друг напротив друга, по обеим сторонам от огромного окна, открывающего пролетающим мимо птицам оставшиеся три четверти комнаты. На одном холсте изображена обнаженная женщина, стоящая на краю крыши, на другом – деревья, поваленные ураганом. Эти работы были созданы сильной рукой и мятежной душой, необычные сочетания красок и словно затягивающая вглубь композиция заставляют каждого посетителя башенки надолго останавливаться перед ними.
Мы досмотрели фильм и прикончили картофельную «пиццу».
– Обожаю бурлеск! Помнишь особнячок академика Н.?
– С такими кособокими колоннами и черной крышей?
– Кособокими? Это высокая ирония над классикой. Деконструктивизм! Знаешь, меня вдохновила как раз вот эта пара – цветочница и Чарли.
Я подхожу к лаконичному цветному эскизу островной часовни – любимой работы моего православного итальянца.
– Странно все же. Часовня, на острове, под землей. Как ты считаешь?
– Ничего странного. Мы должны были «одухотворить» Канал, и мы это сделали наилучшим образом. Часовня – сердце комплекса, вернее, его душа.
– Звучит красиво. Слушая тебя, я всегда представляю толпу твоих неаполитанских предков с лютнями и цитрами. А ты задавал себе вопрос, что было его сердцем тысячи лет назад?
– Конечно, не раз задавал. Но у древних была своя логика, свои технологии. Их технологии развивались в соответствии с логикой, мне неизвестной.
– А если попробовать основываться на твоей логике?
– По моему мнению, если они решили так утрудить себя и вырезать в граните колоссальные ходы, для них это было дело далеко не последней важности. Целью таких трудозатрат мог быть либо энергетический, либо военный объект.