Бельканто - стр. 16

Один из бойцов напряженно вглядывался в лица Гэна и господина Хосокавы – посмотрел, отошел, вернулся, чтобы взглянуть еще раз, наступил при этом на ладонь лежащего рядом официанта – тот сморщился и быстро отдернул руку. «Командир!» – позвал парень, слишком громко в такой тишине. Гэн придвинулся поближе к своему шефу, как бы говоря своим движением, что они вместе, что их надо рассматривать как одно целое.

Перешагивая через теплые и трепещущие тела гостей, приблизился командир Бенхамин. На первый взгляд могло показаться, что его лицо изуродовано большим родимым пятном винно-красного цвета, однако через секунду становилось ясно, что это не пятно, а буйный лишай. Красным ручейком он стекал из-под густой черной шевелюры по левому виску и останавливался где-то возле глаза. От одного взгляда на эту хворобу пробирала жалость. Командир Бенхамин посмотрел в ту сторону, куда указывал пальцем мальчишка, и тоже долго рассматривал господина Хосокаву. «Нет», – наконец произнес он. Он уже собрался отойти, но потом снова повернулся к господину Хосокаве и непринужденно пояснил: «Он подумал, что вы президент».

– Он подумал, что вы президент, – быстро перевел Гэн, и господин Хосокава кивнул в знак понимания. Действительно, президент тоже был японцем лет пятидесяти и носил очки. Кроме того, вокруг лежало еще с полдюжины японцев.

Командир Бенхамин приставил винтовку к груди Гэна и надавил на нее. Дуло было не шире пуговицы на манишке у японца и давило резко и сильно. «Не разговаривать!» – произнес командир.

Гэн сказал, что он переводчик. Командир несколько мгновений обдумывал эту информацию, как будто ему сообщили, что господин Хосокава был глухим или немым. Затем убрал винтовку от груди Гэна и отошел. Наверняка, подумал Гэн, от болезни этого человека есть какое-то лекарство. Когда он вздыхал, в груди, там, куда уперлось дуло винтовки, возникала пульсирующая боль.

Не так далеко от них, возле рояля, двое террористов винтовками тыкали в аккомпаниатора до тех пор, пока он не скатился с Роксаны Косс. Ее волосы, недавно собранные в изящный пучок на затылке, совсем растрепались. Она осторожно вытащила из прически шпильки и сложила в аккуратную пирамидку на животе – если кто-то сочтет их оружием, пусть забирает. Теперь волосы, длинные и вьющиеся, свободно раскинулись вокруг ее головы, и все молодые террористы сочли нужным пройти мимо нее и полюбоваться. Некоторые, самые нахальные, даже дотрагивались – не гладили, конечно, лишь легонько касались пальцем завитых кончиков. Когда они наклонялись над ней, то ощущали аромат ее духов, совсем непохожий на духи других обысканных ими женщин. Поразительно, но от примадонны исходил запах маленьких белых цветочков, которые росли в саду на их пути к вентиляционным трубам. Даже в такую ночь, когда головы бойцов были заняты тяжелыми думами о том, что их ждет – свобода или смерть, они уловили запах этих крохотных колокольчиков у подножия оштукатуренной стены и, встретив его вновь – так скоро, в волосах прекрасной женщины, расценили как доброе предзнаменование. Они слышали ее пение, когда, скрючившись, ждали своего часа в вентиляции. Всем им дали четкие, строгие указания. Лампы должны были погаснуть после шестой песни. Никто из них до сего дня понятия не имел о том, что такое концерт и что значит вызывать артиста на бис. Никто из них не знал, что такое опера и чем оперное пение отличается от обычного, беззаботного выражения своих чувств во время рубки дров или таскания воды из колодца. Никто им никогда этого не объяснял. Даже командиры, успевшие в своей жизни побывать в больших городах и имевшие некоторое образование, сидели затаив дыхание, только чтобы лучше слышать Роксану Косс. Юные же боевики, ожидающие своего часа в вентиляционных отдушинах, были людьми простыми и верили в простые вещи. Когда какая-нибудь девушка из их деревни хорошо пела, старухи говорили, что она проглотила птичку. Так бойцы и повторяли про себя, глядя на пирамидку из шпилек, возвышавшуюся на фисташковом шифоне ее платья: она проглотила птичку. Но они знали, что это неправда. При всем их невежестве, при всей их дикости они прекрасно понимали, что таких птичек на свете не существует.