Белка - стр. 33
– Спокойней, голубчик, – насмешливо и грубовато молвила Маро Д.
С тем она и отключилась, а я, слушая пустые частые гудки, не сразу понял, что странный разговор наш окончен. Впервые мне, юноше семнадцати лет, открылось, что за внешним спокойствием и будничностью жизни кроется ее тайная глубина, начинающаяся тут же, под тоненькой пленкой обыденности, и уходящая в кромешную темноту, где шевелятся, трудятся неведомые свету чудовища. Ночь замерла в том ее куске, который был охвачен стенами и потолком мастерской, где-то вдали шумела ночная Москва, я поднимался с кружкой воды по скрипучей лестнице на антресоли, и мне казалось, что тетка Маро каким-то образом следит сейчас за мною, видит каждый мой шаг.
Когда я подошел к Акутину, он уже пришел в себя и лежал с открытыми глазами. Молча уставился на меня взглядом, совершенно непонятным мне, но вполне соответствующим той неопределенной властной тоске, которая захватила мою душу. От выпитого вина и от треволнений неожиданного происшествия сознание мое как бы несколько отдалилось и существовало чуть в стороне от меня подлинного, мысли и последовавшие слова исходили словно откуда-то со стороны, а само истинное мое «я», замкнувшееся во внезапной скорби, не хотело ни мыслить, ни произносить слов.
– Чего ты так испугался, Митя? – спрашивал мой испуганный голос. – Какой ты, оказывается, впечатлительный, старик. Извини… Вот чепуха вышла, черт побери, – лепетал голос дальше…
Акутин не отвечал, все также странно глядя на меня. Приподнялся и сел, вздохнул глубоко и прикрыл двумя руками лицо, словно скрывая нахлынувшие слезы. Однако он не плакал – посидел минуту неподвижно, отнял руки от лица и полез с тахты. Я протянул ему кружку с водой.
– Выпей.
Акутин отвел мою руку и, обойдя меня, направился к лестнице.
– Митя, ну что случилось? Неужели ты костяшек пустых боишься? – спрашивал я, удерживая его за плечо. – Или обиделся на меня? За что?
Он остановился и, повернувшись, спокойным взглядом окинул полки с черепами. Затем открыл рот, беззвучно пошевелил губами и, опустив глаза, уныло потупился. Не знаю почему, но мне это показалось настолько смешным, что я расхохотался и расплескал воду из кружки. Акутин вновь внимательно, серьезно посмотрел на меня и стал спускаться с лестницы. Я уже не мог остановиться и смеялся до слез со странными для меня самого подвизгиваниями и всхлипываниями, вылил остатки воды на ковер и с пустой кружкой в руке поплелся вслед за Митей. Внизу, в полутемном проходе, я, с трудом одолев свой смех, попытался удержать его, доказывая, что уже поздно, погода на улице плохая, ехать далеко, уж лучше бы он остался ночевать. Но Акутин молча остановился у входной двери с видом терпеливого ожидания и не поворачивался ко мне. Я вынужден был постучаться в комнатку к Трычкину, и тот, в солдатских кальсонах и синей майке, в тапочках на босу ногу, вылез из своей берлоги с грозным ворчанием и загремел ключами.