Белая охота - стр. 82
Долго сидеть в полумраке и наслаждаться пламенем не получилось. Служанка принесла несколько свечей, Гарман лучиной зажёг их от камина. Когда огоньки разгорелись, в комнате посветлело, зато за окнами стало темно как ночью. Мэтр Фейбер так и остался сидеть в кресле. Он очень горбился, буквально за день постарел на годы. Служанка принесла отрез шерстяной ткани и заботливо накинула его на плечи. До Рианон донеслись негромкие слова:
– Холодно. Простудитесь, господин.
– Спасибо. Да, в грозу у нас всегда холодно.
Ищейка не к месту подумала, что, несмотря на погоду и темноту, охрана всё равно ходит по болотам. Ищет Кведжина… А в здешних краях и в солнечный день не всюду можно пройти. Но барон наверняка погнал своих людей без жалости. Виновный не должен заподозрить, что они уже знают: старший ученик чист.
Где-то в доме заверещал сверчок. Под его пиликанье Рианон неспешно принялась размышлять, как подтолкнуть Армана? Зачем было написано письмо?
Еле слышно, себе под нос, замурлыкала песенку:
Темнота. Луна светила,
Летний луг снегами скрыт.
И телега протащилась
Еле-еле в один миг.
В ней сидели стоя люди,
Молча, в шумной болтовне,
И вживую мёртвый заяц
На коньках скользил в песке.
[1] Стихотворение «Dunkel war’s, der Mond schien helle…». Автор неизвестен, иногда эти строфы приписывают Гете, но потом появилось множество народных вариаций этого стихотворения. Перевод Марины Васильевой
– Пойду посплю, — громко уведомил всех Гарман. – В такую погоду ничего нет лучше, как лечь, укрыться одеялом и ждать нового дня.
Брат и отец проводили его взглядами: первый – неприязненным, второй – рассеянным и потухшим. Ни от кого не укрылось, как Гарман смотрел на ухаживавшую за мэтром жену эконома. Наверняка, будь сегодня в доме Маника, они бы уединились в комнате молодого мастера. Дверь закрылась. Снова воцарилась тишина. Фейбер по-стариковски пожевал губами и заговорил негромким, усталым голосом:
– Это неважно, что пропала работа многих лет. Я считал Кведжина третьим сыном, а он меня предал. Вот что страшно.
Рианон осталась внешне бесстрастной. Мучительно было слушать жалобы пожилого мастера и не иметь возможности утешить его. Хоть как-нибудь намекнуть, что ученик не виноват. Фейбер продолжил, все так же тихо и безучастно:
– Не могу простить себе…
Рианон оторвала взгляд от камина. Нет, мэтр надумал не просто жаловаться и по-стариковски причитать. Тут было что-то другое. Если бы из комнаты ушёл Арбур, а не его брат… Ищейке пришлось сделать усилие над собой, чтобы не показать, как она заинтересована.
– Какая же вина? – выдавливая из себя сочувствие, спросила Рианон. Но при этом как бы случайно в голос вплелась нотка равнодушия.