Бедный Павел. Часть первая - стр. 28
А мне, мне было грустно, прям невмоготу. Я понимал, что тётя не вечна, но за её спиной всё казалось простым и ясным, а вот теперь её нет, и значит, наступило время больших событий, а я ещё семилетний ребёнок…Тётю было очень жалко. Теперь понял её долгие взгляды на меня во время наших разговоров и то, что она начала, как бы случайно, касаться моих волос или рук. А я привык к ней, к её воле, харизме, которая как огромный кокон обволакивала её, затягивая в себя всех окружающих, и не замечал того, что она уходит. Нет, умом-то понимал, все понимали, а вот сердцем – нет. И я плакал, упал на свою постель и плакал. И только Марфуша сидела рядом, гладила меня и шептала ласковые слова…
Я ещё такой маленький! И мне смешно было почувствовать себя Пегуладом из неописанного ещё Альфонсом Доде Тараскона30, который полугодовалым ребёнком, по своим рассказам, хватал капитана тонущей «Медузы» за горло и рычал на него, требуя вернуться в рубку. Глупости! Семилетний ребёнок не воспринимается окружающими в качестве серьёзного собеседника. И пусть по совету Ломоносова, я вступил в переписку с Дидро 31и Вольтером32, пусть у меня получалось чуть направить безумную энергию Ломоносова, пусть! Но этого было так мало…
Хотелось ещё подождать, опериться, собрать команду, способную осуществлять необходимые стране изменения без оглядки на дикие привычки, но вот мой папочка такого явно не хотел. Первым делом, он прекратил войну с Пруссией. Нет, дело-то само по себе благое – денег на армию уходило огромное количество, бюджет трещал по швам, куча людей гибла, а дальнейшие боевые действия не приносили нам никаких результатов. Но вот так, по собственной инициативе отдать врагу всё, что завоёвано, это как-то чересчур.
Складывалось впечатление, что папа, как впал в безумный восторг по поводу получения престола и избавления от нелюбимой опекунши, так из него и не выходи́л. Фонтанировал законами и указами, требовал от всех говорить по-немецки, мечтал реформировать церковь, отнимал у неё имущество, то кричал о всеобщей свободе, то, наоборот, тиранил всех и вся.
И всё это на фоне отказа от всех территориальных приобретений в тяжелейшей Семилетней войне. Тут же союз с Фридрихом 33и война с Данией. Это вызвало шок у всего русского общества, да даже сам Фридрих, ставший главным выгодоприобретателем смены власти в России, не верил в такое.
Пётр III даже не короновался, отложив церемонию до победы над Данией, ожидая, видимо, момента славы как Пётр I, объявивший себя императором только после окончания войны со Швецией. Не принимая статуса государя российского вообще, более желая корону Голштинии, а, может, и Дании. Далее папенька натащил в Россию кучу своих родственников, щедрой рукой раздавая им должности, земли и людей, и явно обходя местных.