Бедный Павел. Часть первая - стр. 30
– Молчи, Михаил! Не расстраивай меня своими глупыми, опрометчивыми словами! Вы моя семья! И этим всё сказано! Но Павел тоже стал её частью и я не собираюсь разменивать вас друг на друга! Тем более, когда это противоречит здравому смыслу.
– Хорошо, дорогая, ты права! – Михаил Илларионович смирился с волей супруги. Человек он был неглупый, в конце концов, канцлером он стал не только благодаря родственным связям.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
В результате деятельности Петра Фёдоровича за него держались только Воронцовы: папочка решил жениться на Елизавете Романовне, дочке одного из патриархов рода, прогнав мою мать. Да, похоже, и я сам оказывался под ударом. Хоть какую-то иллюзию спокойствия мне пыталась внушить тётушка Анна, но я слишком хорошо понимал, что Елизавета Романовна – её родная племянница, а её муж стоит целиком на стороне моего отца и, заботясь о своём семействе, она меня до конца защищать не будет.
На очередной встрече с Разумовским я его прямо спросил:
– Дядя Алексей, а хорошо ли не любить собственного отца?
Тот, пожевав губами, без тени укора отвечал мне:
– Некоторых отцов любить и не за что, Павел!
Мама же забеременела от Григория Орлова, была вся в сложных чувствах. Ей, по большому счёту, было не до ситуации в стране. Я понимал, что, если на Екатерину сейчас не повлиять, мы можем потерять Россию. Папа имеет намерения её расстроить до такой степени, что потом мне её не «собрать».
Свою детскую ревность к любовникам матери я держал под контролем и решил повоздействовать на чувство самосохранения Орловых. При очередном уроке Алексея Орлова и поинтересовался, не опасаются ли братья за свою жизнь.
– Как же отец ваш, Ваше Высочество, он же лучше знает, кого наградить, а кого наказать? – не удивился Алексей.
– Ох, Алексей Григорьевич, только Господь справедлив и всезнающ, а царь-батюшка-то не Господь Бог. Тем более не коронованный-то… – я сказал это самым глупым своим голосом, чтобы показать, что я повторяю чужие слова.
– А что же, Ваше Высочество, неужели Вы своего отца не цените? – хитрый Алексей продолжал меня прощупывать.
– Папенька мне Богом дан, а отвечать за Россию – мой долг! – вот здесь, я, похоже, не выдержал и немого отклонился от предполагаемой линии разговора.
Алексей внимательно на меня посмотрел и спросил:
– Неужели Вы за нас радеете?
– И за Вас тоже, Алексей Григорьевич! – здесь я намекнул на то, что именно он мне ценен, а не брат его, – Но и за себя и за учителя своего Никиту Ивановича, и за Алексея Григорьевича Разумовского тоже. – И навёл его на тех людей, во мнении которых, по этому вопросу я уже не сомневался.