Барвенково – Сталинград. Цена хрущёвской подлости - стр. 43
Всё это было совершенно очевидно и всё упиралось в тех, кто стал автором этой рукотворной трагедии, создавшим критическую ситуацию на юге России.
Хрущёв уехал в штаб фронта. Почему его не наказал Сталин? Почему не наказал Тимошенко?
Обстановка была слишком сложной. Враг активизировал свои действия в Заполярье, угрожал Ленинграду, стаял в непосредственной близости от Москвы, Харьковская трагедия открыла фронт врагу – немцы двинулись на Северный Кавказ и Сталинград, из последних сил держался Севастополь.
В таких условиях проводить военный трибунал было крайне сложно. Это могло подорвать авторитет Советского Союза на международном уровне, показать, что нет порядка, нет дисциплины, а на предательство идут высокопоставленные чины армии. К тому же Сталин встретил глухое противодействие членов Политбюро.
Наказан был начальник штаба фронта генерал-майор Баграмян, далеко не более повинный в трагедии.
Узнав об отъезде Хрущёва, Ивлев спросил у Гостомыслова:
– Не поверил нам Верховный?
– Не нам, а шифровке от Насти, – уточнил тот. – Думаю, всё сложнее. Можно ли на основании заявления абверовца Зигфрида наказывать Маршала Советского Союза, бывшего, кстати Наркома обороны, и члена Политбюро? Документов то нет никаких. Только слова.
– Но какие слова! Ведь факты-то факты. Катастрофа!
Гостомыслов задумчиво произнёс:
– Полагаю, что будут приняты особые меры. Постоянный контроль за Хрущёвым. Один древний полководец говорил, что если он вынужден терпеть возле себя шпиона, то пусть лучше шпионить будет тот, кто ему известен. Ну а что касается Тимошенко, то, видимо, не сразу, но дадут ему какую-то должность, типа представителя Ставки, на которой он ни за что отвечать особенно и не будет. И тоже контроль. Его деятельность в сорок первом и так уже вызывает некоторые сомнения…
Сталин ни на минуту не забывал о том, что катастрофа «именно там, где немцы наметили наступление».
26 июня 1942 года Сталин неожиданно заговорил о трагедии с генералом Василевским. Было 2 часа ночи, когда Александр Михайлович завершил очередной доклад и спросил:
– Разрешите идти?
Сталин остановил его жестом и заговорил:
– Подождите. Я хочу вернуться к харьковской неудаче. Сегодня, когда запросил штаб Юго-Западного фронта, остановлен ли противник под Купянском и как идёт создание рубежа обороны на реке Оскол, мне ничего вразумительного доложить не смогли. Когда люди научатся воевать? Ведь харьковское поражение должно было научить штаб. Когда они будут точно исполнять директивы Ставки? Надо напомнить об этом. Пусть, кому положено, накажут тех, кто этого заслуживает, а я хочу направить руководству фронта личное письмо. Как вы считаете?