Барракуда - стр. 2

Первое более близкое знакомство с соседями по общежитию оказалось роковым. Через неделю после расставания с мужем её пригласила в гости соседка Надя, супруг которой вернулся из долгого похода в море. Такие события всегда отмечались бурно и широко. Не знавшая местных обычаев Маша с радостью согласилась. Во время застолья её природная открытость и наивность были восприняты одним из подвыпивших лейтенантов как признак лёгкой доступности, чем он и возжелал тотчас же воспользоваться. Напросившись посмотреть, чем можно помочь Маше, пожаловавшейся на холодную комнату, предложил согреться общеизвестным способом, и тут же приступил к делу, повалив её на солдатскую кровать. Крики молодой женщины, взывавшей о помощи, слились с музыкой, ором и песнями пьяной компании, и на помощь никто не пришёл, но она на неё, в общем-то, не очень и рассчитывала. Нащупав на столе, стоявшем рядом с солдатской кроватью гранённый стакан, обрушила его на голову молодого ловеласа. Насильник потерял сознание. Разъярённая молодая женщина столкнула с себя обмякшее тело, вытащила за шиворот из комнаты и бросила перед распахнутой дверью загулявшей компании. Воцарившуюся тишину, как издевка, нарушала весьма популярная в те времена песня «За что ж вы, девушки, красивых любите?». Маша почему-то даже не допускала мысли о том, что её крики остались попросту неуслышанными из-за стоявшего шума и гремевшей музыки, и решила, что именно такими и являются обычаи и нравы офицерского общежития. В первый раз в жизни вспыхнувшая ярость, в которой сконцентрировалась невесть откуда возникшая ненависть к человеческому роду вообще, обожгла её. Она, всхлипывая, смотрела на собравшихся, и срывающимся сквозь слёзы голосом кричала: «Сволочи! Ненавижу!». Кричала надрывно и нескончаемо, хотя ей никто не отвечал. Глядя на растерянных, ничего не понимающих соседей, натолкнулась взглядом на скабрезную улыбку одного из гостей, и вдруг остро, до щемящей боли, где-то в самой глубине своего существа, почувствовала, что все эти люди, все до одного, враги. Непонятно откуда возникшая мысль занозой вонзилось в сознание, а дальнейшее развитие событий только добавило яда в её неокрепшую душу.

О происшествии узнали тут же. Что-то скрыть в военном городке было невозможно. Мнение, как всегда, разделилось надвое. Кто-то жалел Машу и негодовал, а кто-то оправдывал молодого лейтенанта, мотивируя тем, что тот долго пробыл в море и соскучился по женской ласке, а роковую роль в его неблаговидном поступке сыграли выпитая водка и поведение Маши. Командование, между тем, пребывало в растерянности. Из ряда вон выходящее позорное происшествие, в случае его обнародования и придания ему официального статуса, без всякого сомнения отразилось бы не только на репутации гарнизона, судьбе лейтенанта, но и на служебном положении кого-то из командного состава. Без стрелочника никак бы не обошлось. Надо было принимать какие-то меры, но Маша молчала. Не было у командования официального заявления, и это смущало. Прояснить ситуацию отправили замполита военного гарнизона, капитана второго ранга Сливко Владимира Семёновича, поскольку происшествие непосредственно касалось именно его служебных обязанностей. Маша встретила командира хоть и настороженно, но без неприязни, предполагая по своей детской наивности, что он во всём разберётся и зло будет наказано. Дальнейшее развитие событий показало, что это совершенно не входило в его планы. Выслушав сбивчивый рассказ оскорблённой женщины, замполит перешёл в наступление. Сообщив, что до их приезда такого в гарнизоне не случалось никогда, Владимир Семёнович, не терпящим возражения тоном поведал, что у командования (под командованием он, конечно, имел в виду себя лично) сложилось определённая точка зрения по этому поводу, и Маша сама виновата в том, что произошло. Молчание и недоумённый взгляд девушки совершенно сбили с толку замполита, и он стал развивать свои предположения, нанизывая одну мерзость на другую, пока не дошёл, наконец, до последнего, по его мнению, самого убедительного аргумента, что, мол, если «сучка не захочет, кобель не вскочит», что он так, слово в слово, и сказал. От возмущения и негодования у Маши потемнело в глазах. В очередном порыве ярости схватила стоящий на столе тяжеленный гранённый графин, наполовину наполненный водой, и, если бы не реакция замполита, вовремя осознавшего угрожающую опасность, то ждала бы его та же участь, что и молодого лейтенанта. Владимир Семёнович со скоростью пущенной, не известной ещё военной науке модификации, торпеды вырвался из комнаты, удачно вильнув и избежав встречи с брошенным в него снарядом. Первый испуг и растерянность быстро сменились радостью и облегчением. Как? Поднять руку на священную особу замполита? Теперь-то уж оснований для того, чтобы обвинить во всём молодую женщину, было более чем предостаточно. И какая теперь разница, кто там и в чём виноват?