Бальзак, Мериме, Мопассан, Франс, Пруст. Перевод с французского Елены Айзенштейн - стр. 13
– Вот то, что я люблю!
Казалось, старик помолодел, его глаза заблестели и оживились; бледные щеки приобрели розоватый оттенок, руки дрожали. Порбю, изумленный страстной яростью, с которой произносились эти слова, не знал, что ответить на новое глубокое это чувство. Френофер разумен или безумен? Был ли он во власти фантазии художника, или мысль его выражала непередаваемый фанатизм, связанный с мучительным рождением великого создания? Могли ли мы когда-нибудь надеяться на то, что нам уступит эта странная страсть старика?
Став добычей всех этих мыслей, Порбю сказал Френоферу: – Но разве это не женщина в обмен на женщину? Разве Пуссен не привел свою возлюбленную, чтобы вы ее увидели?
– Какая возлюбленная? – ответил Френофер. Рано или поздно она предаст. А моя будет всегда верна!
– Эх! Хорошо, – продолжал Порбю, – не будем больше говорить об этом. Но до того момента, пока вы сможете найти в самой Азии такую же прекрасную, такую же совершенную женщину, о которой я говорю, вы, может быть, умрете, не закончив вашу картину.
– О! Полотно завершено, – сообщил Френофер. – Кто увидит, сможет постичь женщину, лежащую на бархатной кровати, под куртинами. Рядом с ней – золотой постамент, источающий ароматы. Ты захочешь попытаться ухватиться за шнуры, которые поддерживают занавес. И поймешь, что видишь грудь Катарины Леско, прекрасной куртизанки, названной la Belle Noiseuse, полную дыхания. Однако я очень хочу быть верным…
– Тогда отправляйтесь в Азию, – ответил Порбю, заметив какое-то колебание взгляда Френофера.
Порбю попытался сделать несколько шагов к двери залы. И в этот момент Жилетта и Николай Пуссен пришли в жилище Френофера. Когда молодая девушка была у самого входа, она отпустила руку художника и отступила, как будто охваченная каким-то внезапным предчувствием.
– Но что я буду здесь делать? – глубоким голосом спросила она, взглянув на своего возлюбленного,.
– Жилетта, ты остаешься моей возлюбленной, и я хочу тебе повиноваться во всем. Ты моя совесть и слава. Вернись в мое жилище, и я буду счастлив, может быть, чем если ты…
– Я, когда ты мне это говоришь… О! Я не больше ребенка. Пойдем, – добавила она, сделав яростное усилие. – Если наша любовь погибнет, если я почувствую в моем сердце протяжное разочарование, не будет ли твоя известность наградой за покорность твоим желаниям? Войдем в дом, будем жить дальше, продлим нашу любовь, чем быть всегда только воспоминанием на твоей палитре.
Открыв дверь дома, любовники встретились с Порбю, который был удивлен красотой Жилетты, чьи глаза были еще полны слез, и почувствовал весь трепет, предназначенный увидеть старику Френоферу: