Размер шрифта

Баллада Редингской тюрьмы - стр. 1

* * *

Равенна[1]

Пусть краски итальянские густы –

У северной весны свои черты.

Вздыхает обновленная земля,

Март позолотой окропил поля.

Звонкоголосый дрозд среди дерев

Выводит свой приветственный напев.

Галдят грачи; по-юному легка,

Стремит полет голубка в облака.

Фиалка расправляет лепестки,

Любовной полон первоцвет тоски.

И, словно обрученные с луной,

Мерцают крокусы порой дневной.

Под рокот мельничного колеса

Взмывает жаворонок в небеса –

Освобождаясь, будто из тенет,

Росу с жемчужных паутин стряхнет.

И нарушает тишь зеленой чащи

Веселых коноплянок хор звенящий.

Но год назад… Светлы воспоминанья:

Италия, весенняя Кампанья, —

Там солнцем напоенные цветы,

Там яблоки свеченьем налиты…

Весна пьянила. Средь курчавых лоз

Я ехал, – череду метаморфоз

В себе таили смуглые оливы

И пинии, строги и горделивы.

Был волен бег, и были сокровенны

Мечты, – я имя древнее Равенны

Твердил движенью в такт, пока закат

Кармином не дохнул на небоскат.

Я, как мальчишка, вздрогнул от намека:

Там, за болотом с редкою осокой,

Фигурных башен вычерчен узор.

Вслед солнцу я рванул во весь опор.

И прежде, чем был день усекновен,

Я оказался у священных стен.

Как воздух глух! Не слышно даже эха

Пастушьей дудки, пения и смеха,

Ни гомона шалящей детворы.

Мертво молчанье и мертвы дворы.

Пустынный мир, печальный, бестревожный,

Твои увещеванья непреложны,

Как череда неспешных зим и лет,

Для смертного, бегущего сует.

Жить, погружаясь в траур мирозданья,

Разведывать минувшие преданья,

Раз причастившись от летейских струй, —

Забвенье среди лотосов даруй.

О Прозерпина, маковым дурманом

Опоена, царишь на поле бранном,

Оплакивая прах твоих сынов,

Ушедших в мир, где не бывает снов.

Но слава мертвых обернулась славой

Твоею. О бездетная держава,

Страна могил! Коленопреклонен

Здесь всякий перед памятью времен.

III

Столп, возвышающийся над равниной,

Он – мета одинокой и чужбинной

Судьбы твоей, блистательный француз.

Любви и славы краток был союз.

В тебе играли мужество и сила,

Но в горький час звезда твоя светила.

Увы, Гастон де Фуа, ты проиграл.

И под лазурнейшим из покрывал

Покоишься. Камыш, склонивши копья,

Подрагивает. Пурпурные хлопья

Леандр в твою разбрасывает честь.

Чуть северней, времен далеких весть,

Стоит ветрам открытая гробница.

Здесь некогда остготская столица

Была. Ее король обрел покой

В воздвигнутом дочернею рукой

Массивном склепе. Но твердыня эта

Патиной тления равно задета.

Ты, Смерть, всем участь равную суля,

Смешаешь прах шута и короля.

Величественна слава их, однако

В душе моей – ни отклика, ни знака

Ни рыцарь не оставит, ни король.

Ничтожною покажется юдоль

Земная подле Дантовой могилы,

А венценосцы – жалки и постылы.

Из мрамора высокое чело,

Глаза, на мир взиравшие светло,

И страстно, и с мучительным презреньем.

Уста, испепленные откровеньем –

О преисподней и об Эмпирее,

Миндалевидный лик, всего острее

Запечатленный Джотто, скорбный лик, —

Так Данте предо мной в тот день возник,

В стране покоя, вдалеке от Арно,

Где кампанила Джотто лучезарно

Возносит крин в сапфировый простор.

О Данте, боль твоя и твой позор

Изгнанника – вот тяжкие оковы,

Что преподнес безумный, бестолковый

Мир, на тебя возведший клевету.

А ныне на пустынную плиту

Царица беспощадная Тосканы,

Персты влагавшая в живые раны

Израненного терниями лба, —

Несет венец лавровый. И мольба

Вернуть ей прах поруганного сына

Вотще звучит. Тяжелая година

Минула. Имя Данте полнит слух.

Прощай! Покойся с миром, вольный дух.

Уныние в заброшенном палаццо.

Здесь эхо не захочет отозваться

На менестреля песнь. Лишь сквозняки

Гуляют, да из пола сорняки

Повылезли. Лишь ящерки да гады

Шуршат в траве у каменной ограды,

Меж львиных лап. Ужель здесь Байрон жил

Два долгих года, – тот, кто окружил

Страница 1

На следующую страницу