Багровая полночь. Слухач. Начало истории - стр. 29
Послышался плач, но он потонул в шумном разговоре.
– Разбирают там детишек наших по винтикам и продают!
– У тебя-то внуки откуда? Сам же говорил, что детей даже нет!
– А я образно, про всех… ик… наших детей вообще. Не наша эта страна стала, не наша!
– Верно говоришь!
– Тебе бы… ик… от всего народа к ним обратиться!
– Да куда уж. Был тут один выскочка. Все правительству прошения строчил, законом прикрывался. Как же, юрист, ученый… И че?
– И че?
– Забрали – якобы где-то вирус этот поганый подхватил. А он сиднем дома сидел и кляузы катал… ты давай лучше наливай…
– Так и что с ним?
– Что, что… да ничего – под нож пошел.
– Под нож?
– Как это?
– Его к этой адской машине подключили…
– ИВА?
– Именно. К ней поганой. Горло ножичком перерезали, трубку в глотку вставили и все. Лежал ни жив ни мертв. И где его вся писанина? В помойке. Не нужны «Системе» те, кто много знает, закону научен и на равных спорить может.
– Да, машины ИВА те еще убийцы. У гестапо газовые камеры были… ик… лей! Так верх гуманностью теперь кажутся. Это же подумать только – все неугодное население под нож пустить!
– В Красном Бору даже спецценрт построили за месяц чтобы ненужных изничтожать…
– Мою жену туда увезли. Она в депутатах ходила, в думе сидела… да куда же ты льешь, руки твои окаянные? Через край уже все полезло!
– Так ведь заслушался.
– Заслушался ты… Отдай бутылку, а то изведешь все, как поганец какой…
– Ты говори, что с женой-то стало!
– А что говорить? Не стало ее, вот что с ней стало. Против ювеналов она была, против биометрии, против криптокабин и виртуальных денег, чипов-имплантантов и прочей иноземной мерзости. Прикатил «белый воронок» и отобрал ее у меня. Навешали несуществующих диагнозов и под нож. До сих пор все перед глазами стоит, как позвонили с Красного Бора.
– Пухом ей земелька!
– Да, тихая, райская, за и загробная жизнь!
– Вздрогнули?
– Вздрогнули.
– Не чокаясь.
– Стоя.
Весь синий, шатающийся народ поднялся вместе со мной из-за своих мест, разом махнув в рот содержимое своих емкостей и уселся обратно. Я только подивился – когда бармен успел наполнить мой стакан.
Кивнув на прощание и кинув на стол полтинник (бедный скудный запас, оставшийся от той, прошлой жизни – благо в тюрьме никто не тронул мои пожитки), я направился к выходу. При любой другой ситуации, я, конечно же понаблюдал бы как выпучились у бармена глаза и отвисла челюсть, когда он вертел в руках мою купюру, но сейчас было не до этого.
Мой путь до «Магнитки», всегда занимавший не более двадцати минут, на сей раз непредвиденно увеличился в разы из-за творящегося вокруг беспредела. Я петлял через знакомые дворы, пересек дорогу, выйдя к «Ледовому дворцу» и тут пришлось остановиться, ища обходной путь или, хотя бы, укрытие.