Бабушка, которая хотела стать деревом - стр. 22
В домах, где мы с мамой жили в моем детстве, туалеты и ванные были разными. От деревянных во дворе, до коммунальных, где у каждого жильца свой рулон туалетной бумаги, свой ершик и освежитель воздуха. Возьмешь чужой – скандал обеспечен. Помню тетю Таню, которая всех соседей по коммуналке подозревала в том, что они брали ее освежитель воздуха. Она открывала дверь туалета и кричала:
– Вот! Опять моим пахнет! Понюхайте!
Соседи тяжело вздыхали. Тетя Таня покупала самый дешевый и самый ужасный освежитель из всех возможных. Им можно было травить тараканов, но не освежать воздух в замкнутом пространстве. Себе дороже.
Жить на птичьих правах, когда вынужден принимать установленные правила, не просто тяжело – невыносимо. Тебя пускают на время пожить в квартиру в качестве благодарности за услугу, дружбу, связи – не важно. Но ты находишься в гостях, ты никто, временный жилец. С тобой не нужно считаться. Вот это самое невыносимое для меня. С детства, когда я отмывала чужие квартиры, выметала чужие дворы так, как это не делали хозяева. И все равно оставалась виноватой. Порвалась бельевая веревка? Засорился уличный туалет? Всегда остаются виноватыми временные жильцы. В детстве, когда мои сверстницы вели дневники, анкеты, описывая мальчиков, любимые музыкальные группы, переписывая тексты песен, я вела дневник перегоревших лампочек, сломанных кранов, неработающих духовок. Всегда, до точной даты и времени могла сказать, где, в какой квартире что перегорело, что не работало. Когда вызывали сантехника, а когда электрика. Мама мной восхищалась – ей не составляло труда доказать, что в поломках и лишних счетах виноваты не мы. Я же всегда страдала от того, что нужно доказывать собственную честность и ответственность, которые не предполагались. Не конкретно у нас с мамой, а в принципе у всех людей.
– Почему они нам не верят? – спрашивала я маму, когда хозяйка квартиры обвинила нас в какой-то протечке.
– И правильно делают, – пожала плечами мама. – Людям в принципе нельзя верить. Никаким.
– Даже близким? – удивилась я.
– Особенно близким, – кивнула мама.
– То есть ты и мне не веришь?
– Верю, потому что ты всегда подтверждаешь свои слова. Вот этими записками и отчетами. Молодец.
Меня это тогда потрясло до глубины души. То есть, если бы я не выкладывала перед мамой отчеты, записи, она бы и мне не верила? Получалось, что так.
Наверное, поэтому я всегда верила людям. Их словам. Верила, что не все врут, не все способны украсть. Многие, безусловно, но не все человечество.
Считается, что дети часто обманывают, чтобы избежать наказания за проступок, отомстить или просто разозлить. Меня в детстве часто обвиняли во лжи лишь потому, что я была ребенком, подростком. Мол, да наверняка все придумала. Но я никогда не обманывала, пусть и в ущерб себе. Такой же выросла моя дочь. Она не умеет врать, даже привирать. Органически. Я действовала в знак протеста, говоря только правду, чтобы доказать собственной матери, что ее теория о глобальной лжи не всегда верна. А дочь Сима делала так, потому что ложь противоречила ее натуре. Все об этом знали. И учителя, и дети. Принимали как данность. Если что-то случилось, надо было спросить у Симы – что именно произошло. Она могла повторить все в точности, такая у нее особенность. Она не дает оценку – кто прав, кто виноват. Просто пересказывает события. Это тоже удивительная черта характера – не выгораживать тех, кому симпатизируешь, не делать виноватыми тех, кто тебе не близок. На нее никто не обижался. Знали, что она не умеет по-другому.