Айрон vs Мейрона - стр. 6
– У тебя есть мечта, Эрик?
Неоновые вывески пестрили перед глазами парня, жадно утопающего в своих мыслях, рассказывали истории, от которых ему было неимоверно тошно. Сегодня был, пожалуй, единственный раз, когда он обратился к своему истинному по имени, смакуя его имя на языке, словно соль. Оно не вызывало отвращение, не было пропитано ядом, как в первый раз, скорее звучало очень безысходно с налётом чего-то неизбежного. Вскрывать старые раны всегда было сложно, ты просто не знал, что собеседник сделает в следующий момент после твоего признания. Вскроет раны ещё больше или сможет их залечить. Неизбежность пугала всех без разбора. Но почему-то Эллиоту хотелось залечить раны Эрика, несмотря на его прошлое.
~ Да, есть. ~
– И что же для тебя значит твоя мечта?
Эллиот резко замолчал, почувствовав тёплое невидимо дыхание на своих губах и холодные ладони, закрывающие ему глаза. В голове то и дело отчётливо слышалось: "Смотри, у меня только одна возможность", а перед глазами стали появляться картинки мальчика с бирюзовыми глазами. Солнечная улыбка не сходила с лица мальчика, которого счастливо кружили родители, ветер осторожно трепал каштановые волосы, проходясь невидимыми пальцами вдоль прядей. Было заметно, как маленький Эрик был окружён заботой, как мама рассказывала ещё малышу о том, как он однажды встретит своего истинного и сможет быть с ним вместе, сможет разделять с ним одно дыхание и видеть в глазах напротив искренние чувства. Заливистым смехом были пропитаны многие воспоминания мальчика, но потом картинка внезапно исчезла, сменяясь на чёрно-белую, рассыпающуюся по кусочкам. Заметно повзрослевший парень что-то быстро чертил в дневнике и не замечал ничего вокруг, вырисовывая черты человека, в которых Эллиот узнал самого себя. Увидев надписи, пропитанные его именем, парень заметно отшатнулся и закрыл глаза, чтобы больше не видеть этого, умолял Эрика прекратить всё это, но тот упорно ждал финала. Он смотрел последние обрывки в жизни парня, когда он медленно летел вниз, слушая гудки машин. Видимо, больше он ничего не помнил.