Авторитетный опекун. Присвоение строптивой - стр. 20
Теперь я чувствую себя узником накануне казни и, не зная куда деваться от томительного ожидания неизбежного, внутренне мечусь без остановки… а на деле лишь сжимаюсь калачиком на огромной кровати, накрываюсь одеялом едва ли не с головой.
Одиноко, пусто и страшно. Мамочка, родная, ну почему я тебя почти не помню? Как хотелось бы представить твоё лицо, твои спасительные объятия и любовь… Но я одна. Всегда, всё время, сколько себя помню.
А что, если Богдан не врал, и меня действительно хотят продать каким-то арабам? А за что? Ну что я всем им сделала?
Тепличный цветочек, с которого сорвали защитный колпак и так и оставили на сквозящем ветру – что ждёт меня завтра? Может, наконец пойму, что ничего прекраснее ненавистного пансионата в моей жизни и не было?
Слышу вдруг, как тихо щёлкает замок, и дверь в мою комнату открывается.
Обмираю, до головокружения затаив дыхание, каждой клеткой тела ощущая постороннее присутствие…
А когда наконец рискую слегка разомкнуть ресницы – вздрагиваю от неожиданности, увидев мощный мужской силуэт рядом с кроватью.
Как я умудряюсь не завизжать? От неожиданности, от страха и тяжёлого предчувствия неотвратимости. Тут бы не то, что визжать – впору впасть в истерику! Но я лишь плотнее смыкаю веки и… притворяюсь спящей.
«Бей, беги или замри» в действии. И выбор не особо-то богат, а надежда и вовсе лишь на то, что этот негодяй не настолько уж конченый, чтобы воспользоваться моей беспомощностью.
Улавливаю шевеление, но адским усилием заставляю себя дышать ровно. Слегка разлепляю ресницы… и меня обдаёт ледяной волной – мерзавец расстёгивает манжеты рубашки, затем, неторопливо, одну за другой, пуговицы на груди…
На мгновенье кажется – он знает, что я не сплю. Возникает острый порыв вскочить, но тело не слушается. И даже захоти я сейчас «бить и бежать» – уже не смогу.
Происходящее парализует волю. Я словно вижу кошмарный сон наяву, не имея сил проснуться, и всё что мне остаётся – смотреть его до конца.
А негодяй между тем вытягивает рубашку из-за пояса…
Жмурюсь. Дыхание замирает, почти останавливается – мне даже не надо больше притворяться, что оно сонное, едва слышное. Напрягаюсь всем телом, заставляя себя сбросить дурацкий анабиоз, но ничего не происходит – ни со мной, ни снаружи.
Снова размыкаю ресницы в узкую щёлку. Силуэт стоит надо мною в распахнутой на груди рубашке, руки в карманах, голова чуть на бок. Задумчиво рассматривает меня, словно лев бездыханную антилопу… решая, с какой стороны начать её жрать!
Наконец присаживается на край кровати и осторожно тянет одеяло от моего лица.