Аттила, Бич Божий - стр. 67
Ну вот и все – полагаю, свою позицию я выразил предельно четко. Боюсь только, что, объяснившись, я мог смертельно обидеть того, добрые отношения с кем значат для меня очень много.
Спасибо за приглашение. Если, после прочтения моего письма, ты по-прежнему рад будешь видеть меня у себя в гостях, ничто не доставит твоему бывшему трибуну большего удовольствия, чем поездка на виллу Фортуната. Было бы неплохо поделиться воспоминаниями о битве у Фригида. Кстати, фалернское я не пил уже, наверное, тысячу лет. Здесь, увы, из напитков – лишь германское пиво да массильский уксус. Прощай.
Посылаю письмо с тем же человеком, что доставил твое».
Глава 11
На все языческие обычаи, как публичные, так и частные, налагается запрет.
Указ Феодосия I Флавия. 391 г.
Остановив лошадь у виллы Фортуната, Тит испытал самое настоящее потрясение. Входные ворота болтались на одной петле, почти всю растительность на полях задушили сорняки. Медленно ведя коня по поросшей травой тропинке, Тит заметил вдали маленькую фигуру человека, склонившегося над плугом, который тянули за собой два мула. Привязав лошадь к дереву, Тит направился к пахарю. На вид тому было лет восемьдесят; одет он был в грязную, рваную тунику, из-под которой выглядывали тощие ноги. Плуг останавливался всякий раз, как натыкался на камень, и старику приходилось нагибаться и устранять помеху. Посадка его головы показалась Титу смутно знакомой… То был его отец – как и Цинциннат много веков назад, Гай сам вспахивал свою землю.
Тит подошел к выбившемуся из сил старику, мягко отнял от плуга его испещренные синими венами, избитые в кровь руки. Схватившись за валун, рывком вытащил его из земли.
Гай – щеки его покрывала трехдневная щетина – уставился на сына водянистыми глазами.
– Тит! – воскликнул он слабым голосом. – Я… я надеялся, что ты приедешь. Но…
– Но ты был слишком горд для того, чтобы просить меня об этом, – закончил за отца Тит. Сердце его, казалось, вот-вот готово было вырваться из груди. – Ох, отец, что мне с тобой делать? Иди же сюда. – Он протянул руки навстречу Гаю, и отец и сын крепко обнялись.
Когда они наконец отступили друг от друга на пару шагов, в глазах каждого предательски блестели слезы.
– Тебе приходится самому ходить за мулами, – к горлу Тита подкатил комок. – Дай-ка я встану за рассоху; закончим борозду и пойдем домой. Мне о многом с тобой нужно переговорить.
– …. если так империя вознаграждает верных ее сынов, значит, что-то подгнило в сердце Рима, – сказал Руфин-старший. Рассказывая о невзгодах и лишениях, которые ему пришлось претерпеть со времени их последней встречи – а состоялась она почти восемь лет тому назад, – Гай Валерий лишь подтвердил все то, что Тит слышал от друзей семьи. Со смешанным чувством гнева и сожаления обвел он взглядом хорошо знакомый