Атаман - стр. 69
Под шашку попал унтер с худым, посеченным оспой лицом – видно, из породы вечных больных. Отбивая удар Семенова, унтер вскинул винтовку, лезвие шашки резануло по стальному стволу, взбило сеево искр, унтер ловко повел винтовкой в сторону, затем отбил второй удар шашки.
– Пся крев![24] – прорычал Семенов, наполняясь злостью, сделал шашкой обманное движение, потом скользнул вниз, к стремени, и ткнул унтера острием в живот.
Тот побледнел и, выронив винтовку, осел на землю.
Четвертая атака заняла не более семи минут. Немецкий батальон был разгромлен. И артиллеристы поработали хорошо, и казаки от них не отстали, порубили около четырехсот человек, не взяв в плен ни одного немца. Да и куда их девать, пленных-то? Казаки сами могут в любую минуту угодить в плен.
– Хотя это… – Семенов вытер шашку о шинель убитого немца и с сомнением покачал головой, – плен – это вряд ли. Чему не бывать, тому не бывать.
В своей сотне он был уверен – никто из его казаков в плен живым не сдастся.
Так оно и было. Если забайкалец и попадал в плен, то, как правило, полуживой, находясь без сознания.
Вскоре казачья дивизия, в которой служил Семенов, была переброшена на Карпаты.
На фронте появились агитаторы, которые призывали солдат:
– Штыки в землю, славяне! Хватит воевать, по ту сторону окопов сидят такие же, как и мы, люди – мясные, костяные, также умеют плакать и ощущать боль. Они такие же, как и мы… Даешь революцию!
Слово «революция» стало звучать все чаще и чаще, у Семенова оно ассоциировалось со словом «переворот», а от этого слова у сотника всякий раз начинали нервно дергаться усы – все эти восстания и перевороты он не одобрял.
В Великую войну российская армия вошла обученной, одетой и оснащенной, с отличными командирами – и хорошо воевала! Но потом последовала всеобщая мобилизация, и на фронт широким потоком потекла сырая масса – более двенадцати миллионов человек – которая ничего не умела делать.
Транспортные нити мигом оказались забиты пробками, экономика прогнулась, тылы разрослись, армию начали снабжать гнилью, от которой отворачивались даже собаки.
Появились дезертиры.
Вскоре беглецов стало так много, что с фронта пришлось снять целую казачью дивизию – ту, в которой служил Семенов, – и бросить ее в тыл, на перехват дезертирских потоков.
Больше всего дезертиров появлялось на узловых станциях – они стремились уехать на восток, домой, прилипали к вагонам – не отодрать. Иногда дезертиры разбирали рельсы, чтобы остановить поезд, и высылали вперед человека с плакатом: «Стой! Дорога повреждена!»
Кроме перехвата беглецов казакам поручили охранять Бессарабскую железную дорогу. Порою в день на одной только узловой станции казаки снимали с эшелонов более тысячи дезертиров.