Атаман - стр. 39
Запоздало поморщился: спотыкающийся конь – не к добру. Раздумывать, к добру это или не к добру, было некогда, сотник хлестнул коня плеткой, тот с тихим стоном поднялся на дыбы и всей тяжестью навалился на сугроб, разломил его, будто гигантскую прель, замотал головой, фыркая и выбивая из ноздрей снег.
– Не спотыкайся! – вновь предупредил коня Семенов и поднял плетку.
Бить не стал. Все-таки конь – родное существо, такое же близкое, как и приятели-станичники, прибывшие на фонт с родного Куранжинского поста. Семенов подбадривающе хлопнул коня по шее ладонью, и тот выволок всадника из сугроба.
Следом, выстроившись в цепочку, пошли забайкальцы. Через десять минут казаки уже находились на проселке, по которому только что прошли немцы.
Посреди санного следа валялись свежие конские яблоки, исходили теплым овсовым душком, около них уже копошились, горланя и дерясь, воробьи.
– Ну что, ваше благородие, догоним немаков? – предложил Белов.
Сотник хмыкнул.
– И сразу на пулеметы? Положат они нас с большим удовольствием.
– А мы нагличать не будем. С двух боков зайдем незаметно и навалимся.
– Незаметно подойти не удастся и внезапности не будет.
– Тогда что же делать, ваше благородие?
– Ждать! Есть такой хороший русский рецепт – ждать. Нам нужно, чтобы конники отделились от пехоты. Вот тогда и наступит момент «тогда» – тогда можно будет им натереть перцем репку. Понятно, Белов?
Проселок, по которому ушли немцы, словно шампур, нанизывал на себя все окрестные рощицы – оно и понятно: это была дорога, по которой вывозили лес. Колонна лощиной, невидимая со стороны большого тракта, проследовала в Журамин – некрупное, но важное село, оседлавшее сразу две дороги.
– Как бы они там кого из наших не прихватили, – обеспокоился Белов.
– Не прихватят. Никого из наших там уже нет. Но даже если какой-нибудь раззява попадется – на обратном пути отнимем.
Семенов правильно рассчитал, пропустив усиленную колонну разведчиков. Те на обратном пути, потеряв бдительность, успокоенные тем, что русские не встретились им, разбрелись. Пехота, истосковавшаяся по горячей каше – время было уже далеко за обед, – на санях унеслась в Руду, а конники задержались.
Произошло это в том самом лесочке, который Семенов и облюбовал для засады, чутье у него по этой части было, как у зверя – безошибочное. Сотник первым вывалился вместе с конем из-за огромного заснеженного куста и рубанул шашкой немца, оказавшегося к нему ближе всех, – дородного, в шишкастой каске и с большими рыжими усами. На рукаве у немца пестрели новенькие нашивки фельдфебеля, который молча повалился под копыта своего коня.