Assassin's Creed. Ересь - стр. 42
– Наблюдай и жди, – тихо говорил он юноше, – клянусь жизнью, я отсеку руку любому, кто осмелится к ней прикоснуться.
И действительно, Жанна вела себя с солдатами так, словно они были ее семьей, спокойно и бесстрашно, и они – все молодые, сильные, способные оценить плавность линий ее женского тела – постепенно потеряли к ней любовный интерес, и сальные ухмылки уступили место искренним и добрым улыбкам, а грубые шутки – благопристойным разговорам. Впервые заметив эту перемену, Габриэль повернулся к де Мецу и вопросительно посмотрел на него.
Жан улыбнулся и сказал:
– Я судил по себе. Она красива и хорошо сложена, но… быть подле нее – одного этого уже достаточно.
Габриэль кивнул и повернулся к смеющейся Жанне, которая всецело доверяла окружавшим ее мужчинам и ничего не боялась. Это противоречило их природе, но тем не менее так оно было, и Жанна, казалось, принимала сложившуюся ситуацию как должную.
Двери церкви были не заперты, и они вошли внутрь. Днем их маленький отряд уже побывал здесь на мессе, второй за все их путешествие. До визита в церковь Жанна успела продиктовать письмо будущему королю – она всегда обращалась к нему «дофин», вплоть до того самого дня, когда она отправилась с ним на миропомазание в Реймс, – и вперед с письмом отправили гонца.
В ночной тишине Жанне и Габриэлю показалось, что церковь существовала только для них. Девушка не сводила глаз со статуи святой Екатерины, а душу Габриэля одухотворенное лицо его спутницы трогало гораздо сильнее божественного образа, вытесанного из камня. Они молчали всю дорогу, пока шли сюда, и продолжали молчать и сейчас. Молодые люди приблизились к алтарю, и Саймон вдруг почувствовал, что его усталость как рукой сняло. Габриэль видел, что Жанна излучает свет, и в его груди что-то горело и ширилось. Он последовал примеру своей спутницы, опустился перед святой на колени и принялся про себя читать молитвы.
Неожиданно тишину нарушил голос Жанны:
– Думаю, ты должен знать. – (Габриэль широко распахнул глаза и обнаружил, что девушка смотрит на него. Их лица находились очень близко друг от друга. В ее зрачках искрами отражалось пламя свечей.) – Они предоставили мне самой решать, говорить ли семье о моем отъезде. И рассказать ли тебе о моей тайне. Помнишь ту майскую ночь, когда я присоединилась к твоему ночному бдению? Я готова была открыться тебе еще тогда. Но побоялась. Недоверие и даже презрение я могу принять от кого угодно, но только не от тебя.
Каким-то образом Габриэль знал: то, что она откроет ему, навсегда изменит его самым непредсказуемым образом. Но разве она уже не изменила его?