Assassin's Creed. Черный флаг - стр. 28
Как-то утром, проснувшись в состоянии похмельного отупения, я застал Кэролайн полностью одетой.
– Не хочу, чтобы ты уплывал, – сказала она и вышла.
В один из вечеров я отправился в таверну «Забористое пойло». Я был, как бы это сказать, немного не в себе. Я сидел, ссутулившись над кружкой, и жадно глотал эль в перерывах между мрачными раздумьями. Меня всегда удивляло, до чего быстро пустеют мои кружки.
Но вся горькая правда была в том, что я как раз в этот момент был самим собой. Молодой парень, всегда готовый поболтать и посмеяться, исчез. Его сменил… по-прежнему молодой парень, но несущий на своих плечах все печали мира.
С первых же дней там, на ферме, Кэролайн стала помогать моей матери. Та поначалу пугалась, пыталась возражать, говоря, что такой леди не пристало возиться с овцами. Однако Кэролайн лишь смеялась и говорила, что не собирается даром есть свой хлеб. Когда я впервые увидел ее во дворе (где еще совсем недавно она горделиво восседала на своем скакуне) в рабочей одежде: в белоснежном чепце, фартуке и рабочих сапогах, – я был горд. Но со временем наряд жены стал все сильнее напоминать мне о моей мужской несостоятельности.
Что еще хуже, Кэролайн вовсе не тяготилась новой жизнью и не считала себя оказавшейся на нижних ступеньках социальной лестницы. Зато так считали все вокруг, и ни по кому это не било больнее, чем по мне.
– Заказать тебе еще кружку эля? – послышалось у меня за спиной.
Я мгновенно узнал голос Эмметта Скотта. Повернувшись, я убедился, что не ошибся. Передо мной действительно стоял отец Кэролайн. Последний раз я видел его на свадебной церемонии, когда он публично отказал дочери в приданом. И вот теперь он собирался угощать элем столь ненавистного ему зятя.
Но это бич всех пьяниц мира, как мне кажется. Когда ты по горло увяз в этом деле, как я тогда, когда ты смотришь, как стремительно уменьшается эль в твоей кружке, и не знаешь, хватит ли денег еще на одну, ты готов принять угощение от кого угодно. Даже от Эмметта Скотта – твоего злейшего врага. Человека, ненавидящего тебя ничуть не меньше, чем ты его.
Словом, я согласился на угощение. Он заказал мне кружку, вторую взял для себя и, скрипнув табуретом по каменному полу, сел рядом.
Помнишь, я рассказывал про выражение лица Эмметта? Оно у него было такое, словно он только что съел самый кислый лимон на свете. Сейчас, в разговоре со мной – ненавистным ему Эдвардом Кенуэем, – его лицо буквально перекосило от злости. Я в таверне чувствовал себя как дома. А вот Эмметту здесь явно было неуютно. Он поминутно оглядывался назад, поворачивался то в одну, то в другую сторону, будто страшился внезапного нападения.