Аромат крови - стр. 48
– Где тут кладовки или склад какой-нибудь?
Демид поднял палец до небес:
– Внизу у сцены хранилище имеется. Место позорное и проклятое! Пусту ему быть!
– Веди, изверг, – устало согласился криминалист.
Глухая ниша с правой стороны сцены темнела пещерой. Света от потайного фонаря хватало, чтоб разглядеть уходящие вверх куски декораций от различных представлений. Сюда отчетливо доносились звуки со сцены и реакция зрительного зала. Деревянные рамы с натянутым полотном стояли, как картины в магазине, плотно друг к другу. Кое-где виднелись ширмы и железные рамы. В сторонке помещались принадлежности для тушения пожара.
Лебедев приказал светить на пол. Прояснились затертые доски с множеством сколов и царапин от перемещаемых грузов. Пройдя по половицам, эксперт вынужден был признать то, во что никогда не мог поверить: свое полное поражение. Или в логике Ванзарова крылся дефект, и убийство произошло не здесь, или…
Аполлон Григорьевич отказывался признать, что какой-то «мясник», как он окрестил убийцу, может быть умнее его. И предусмотреть все. Так, чтоб капельки крови не осталось. Нет, точно умник-логик ошибся.
Покидая склад декораций не в лучшем настроении, Лебедев уже намеревался сорвать злость на Демиде, как вдруг на противоположном конце сцены нарисовался знакомый силуэт.
Маленький Родион не любил фокусы. Вернее, сначала очень любил их. Настоящее чудо приводило ребенка в восторг: из колоды появляется задуманная карта, свеча гаснет от мановения руки, и вообще предметы вырастают из воздуха. Но когда братец цинично объяснил ему, что чудес не бывает, а все фокусы – обман и надувательство самой чистой пробы, Родион обиделся. Да так, что, быть может, именно из-за этого решил бороться со злом и пошел в полицию. Закон и порядок от этого только выиграли, а фокусы проиграли окончательно. К сценическим чудесам Ванзаров испытывал непреодолимое отвращение. В общем, фокусы отняли у Родиона веру в чудо. Так вот и рождаются отъявленные логики.
Вот и сейчас, стоя за кулисами, он пропитывался раздражением, как огурец рассолом. И было от чего. По сцене с надменным видом вышагивал бодрый старичок ростом с высокого карлика, в огромном цилиндре и нагло карикатурных усах. Великий Орсини казался мелким существом с большими амбициями. Он так изысканно и самозабвенно кланялся, что было ясно: все эти фокусы только для того и делаются, чтоб сорвать дешевый успех. Хотя не такой уж дешевый, судя по переполненному залу.
Публика принимала наглый обман на ура. Взрывы аплодисментов, переходящих в овации, встречали каждый трюк. По сцене летали отрубленные головы. Отсеченная рука тушила подсвечник, висящий в воздухе. Скелет человека оживал и двигался по авансцене, доводя до визга дам. Фокусы были откровенно кровожадного толка. Маэстро «древней, египетской и современной магии», как уверяли афиши, тяготел к членовредительству. И все равно зрительный зал надрывался криками «браво».