Ариш и Маг. Влияние феникса - стр. 13

Как у неё всё просто! Приказать и ожидать беспрекословного подчинения. Раз нити судеб видны, моральные принципы её не ограничивают? Можно смотреть сквозь пальцы на убийство Эйи, наплевать на меня и мои проблемы? Наверняка в голове матери крутятся непревзойдённые идеи о великих свершениях. Куда до «мелочей»?

Горечь, обида и боль прорываются обличающими словами. Я срываюсь на крик. Обвиняю мать во всех своих злоключениях и бедах, особенно в смерти Эйи. Маленькой, беззащитно-наивной Эйи, не заслужившей умереть в мою защиту.

— Сними этот груз с души, Ариш. Не стоит она твоих слёз, — врываются в мою истерическую какофонию жестокие слова.

На замкнутом лице Сарис Марис проскальзывает оттенок сожаления, явно не имеющего отношения к гибели младшей дочери. В этот момент я вспоминаю брошенную отцом фразу: «Эйя была не моей, но ты…» Сердце каменеет. Чувствуя откат ещё недавно бушевавших эмоций, еле разлепляю губы:

— Эйя мне не сестра? — посетила меня догадка.

— Она и мне не дочь, — спокойно уточняет.

— Пренебрежение к её смерти объясняется так просто?

Я поражена — как можно так наплевательски относиться к чужой жизни? Почему всё превращается в фарс? Уже не знаю, чему верить и не представляю, как быть дальше. Мать с отцом — ненормальные, а сестра — и не сестра вовсе. А кто я тогда? Иллюзия, сотканная безумным миром? Существую ли на самом деле?

— Существуешь, — со спины меня тепло обнимают. Ощущаю поцелуй в висок. — Живая и настоящая, — светлая уверенность в знакомом голосе, обволакивающем искренним обожанием.

Стремительно оборачиваюсь. Никого. Но могу поклясться… Орокиос… Поджимаю губы. От всего происходящего уже мерещатся странности.

— Эйя — редкая разновидность фамильяра, некогда заключённого в оболочку. Она — сонума, сотворённая Видящей Судьбоносные Нити, чью силу я унаследовала, — вносит провидица ясность.

Сонума — существо, выглядящее и ведущее себя как человек и не ощущающее сопричастности со своей изначальной сутью. Пока жива. Смерть для неё равноценна освобождению.

Смысл сказанного матерью доходит не сразу, но когда доходит… Под тяжестью знаний склоняю голову. Апатично разглядываю буроватый чай. Ладони, держащие чашку, мелко дрожат, хотя эмоции схлынули. Больше не клокочет внутри злость, не рвутся на волю обвинения. Истаяло желание кричать, доказывая, что мать ошибается, и каждая произнесённая ею фраза — лжива. Не ощущаю обмана. Открывшаяся истина отнимает единственный якорь, дававший устоявшееся ощущение сопричастности с живым существом, которому я была небезразлична. Всё, что знаю о привязанности и любви, связано с Эйей.