Архимаг ее сердца - стр. 4
Но тогда… слишком больно. Вдохнуть невозможно, не то, что говорить.
И потом, до самого вечера, все ждала – а вдруг вернется? Вдруг… все же любит? Ведь, любя, не уходят.
Но Мариус больше не пришел. И тогда стало понятно, что теперь все будет по-иному, пусто, блекло, безвкусно. Если будет…
Алька свернулась в комок, закуталась по самый нос в одеяло и отвернулась к стене. По штукатурке змеились тонкие, едва заметные трещинки, и она бездумно их рассматривала, сглатывая слезы. Неторопливо катилось время. А в душе – темная, холодная пустота. Горечь. И ничего не хочется ни видеть, ни слышать, ни вообще чувствовать. Трещинки в светлой штукатурке – вот все, что осталось.
Потом пришла служанка. Алька даже не оборачивалась, то, что это не мужчина, поняла по легким, семенящим шажкам. Кажется, шелестела ткань. Наверное, она принесла одежду и теперь раскладывала ее на стуле.
– Ваше высочество? – осторожное.
Алька закрыла глаза. Зачем они ее трогают? Почему нельзя оставить в покое?
– Ваше высочество, – в голосе скользнуло напряжение, – вам плохо?
О, да.
Ей плохо.
Пожалуй, так плохо еще не было никогда, даже тогда, когда противный сын полицмейстера лез под юбку, а Мариус…
Снова он. И никуда не деться. Она просто не может не думать о нем, не вспоминать. А выходит, что очень просто потерять человека, который для тебя перевернул мир. Достаточно просто ему лгать и плести за его спиной интриги…
Прилив омерзения к самой себе оказался таким сильным, что горло взялось спазмом, желудок болезненно скрутило – так, что если бы она не была голодной, то уже бы стошнило.
– Ваше высочество!
На плечи легли чьи-то прохладные пальцы, но Алька упрямо задергалась, пытаясь сбросить чужие руки. Почему ее не могут оставить в покое? Зачем трогать, когда ее, по сути, нет больше?
– Вам нехорошо? Я позову лекаря!
– Не надо, – промычала она, – не надо…
Лекарь тут не поможет, когда сердце выдрали и растоптали, заставляя истекать кровью.
Как с этим жить дальше? Она не знала. И надо ли вообще, жить?
– Его величество повелитель Сантор распорядился, чтобы я помогла вам одеться, – спокойно прозвучало над головой, – вы позволите вам помочь?
– Не хочу, – Алька вяло сопротивлялась, – ничего не хочу, оставьте меня.
– Ну, хорошо, ваше высочество. Я принесу вам теплого молока с медом.
– Не надо!
И она уткнулась лицом в ладони, все еще отворачиваясь к стенке.
Не хочет она ничего. Ни одеваться, ни молока. Вообще ничего…
Наверное, если бы была такая возможность, повернула бы время вспять. И рассказала бы Мариусу про кальхейм, и о том, что именно делал в Эрифрее Кьер. И заставила бы себя просто слушать Мариуса, просто… верить ему, не взирая ни на что. Тогда… ничего бы не было. Они бы вместе засыпали и просыпались. Она бы обнимала его, терлась щекой о колючую щетину, вдыхала бы такой близкий, такой родной запах кофе, горького шоколада и старинных книг.