Аплодисменты - стр. 91
Я откашлялась, как это делают профессиональные певицы, и запела «Про Витю Черевичкина».
Учителя рыдали от смеха, глядя на мою «жестикуляцию».
А я ни на кого не смотрела, «дула свое». А потом, не дав им опомниться, запела самую взрослую песню – «Встретились мы в баре ресторана»: «Где же ты теперь, моя Татьяна, моя любовь и наши прежние мечты…».
В музыкальную школу меня приняли безоговорочно. Экзамен прошел на «ура». Но чтобы мама меня похвалила…
– Вот последнюю песню ты зря пела, Люся. Это совсем не детская песня. Надо было тебе сообразить… все шло ничего, а это зря.
– Мам, ну меня же приняли! А ты видела, как все собрались, а ты видела, как все слушали? Нет, ты скажи, ты видела? Ты видела или нет?
– Еще бы не слушать! Так и детей распугаешь.
– А что, петь про «чижика»? Да я, когда даже маленькая была, такого не пела.
– К сожалению, ты этого не пела. Твой папочка учил тебя по-своему. У него все не как у людей. Не знаю, может, так и надо…
Моим педагогом по пению была Матильда Владимировна Тафт. Училась я у нее легко, с удовольствием. Она первая занялась моим воспитанием, моей речью, заставляла меня читать. В начале урока я рассказывала прочитанное своими словами. Два года наш урок по пению всегда начинался с этого. Мне стоило огромных усилий и напряжения следить за своей речью, чтобы не проскользнули лишние словечки – «словесный мусор».
Матильда Владимировна говорила, что песни я пеку «как блины». Дважды она мне никогда ничего не повторяла. Я с ходу запоминала интонацию, краски, дыхание. И еще мы боролись с моей шепелявостью.
А вот по теории музыки дело у меня шло очень плохо. Во‑первых, я долго учила ноты. Тут я точно пошла в папу! Тупо смотрела на доску с интервалами, на бемоли, диезы, ключи… Было ужасно скучно. Я совсем не понимала, как писать диктант нотами. Как это нотами записать мелодию? Да я лучше пропою эту мелодию!
Так же безнадежно было с занятиями по фортепьяно. Я училась у Ольги Николаевны Хлебниковой – сестры директора музыкальной школы. Жила она на Рымарской, около сада Шевченко, вместе со своей сестрой. Им обеим было лет по семьдесят. Большая комната перегорожена шкафами на две половины. На половине Ольги Николаевны стоял огромный расстроенный рояль. Как хотелось на нем поиграть! Дома у нас инструмента не было, и я всегда приходила на занятия с невыученными уроками. На дом Ольга Николаевна задавала мне одно и то же задание, и дальше Гедике и Майкапара мы не потянули.
В музыкальной школе меня держали за отличную успеваемость по основному предмету. И дирекции пришлось закрыть глаза на мои «хвосты». Зато как только концерт или ответственное выступление… «У нас есть замечательная ученица, наша лучшая ученица, она обязательно у вас выступит».