Анжелика и ее любовь - стр. 42
– Я не смеюсь над вами и сейчас скажу вам почему.
Анжелика уже овладела собой:
– Во всяком случае, если опасность была так велика, как вы утверждаете, то лично я, к вашему сведению, желала бы в такую минуту быть рядом с дочерью и своими друзьями.
– Особенно рядом с мэтром Габриэлем Берном?
– Да, – подтвердила она, – рядом с Габриэлем Берном и его детьми, я всех их люблю, словно это моя семья. Перестаньте считать меня собственностью и распоряжаться мною, как вам заблагорассудится.
– Однако нам надо обговорить кое-какие долги, я предупреждал вас об этом.
– Возможно, – ответила Анжелика, все более повышая тон, – но прошу вас на будущее: когда вы надумаете пригласить меня для беседы, делайте это в менее оскорбительной форме.
– Что вы имеете в виду?
Она повторила то, что сказал ей арабский врач: монсеньор Рескатор хотел бы, чтобы она провела ночь в его апартаментах.
– Но ведь так оно и есть. В моих апартаментах вы находились в двух шагах от капитанского мостика, и в случае опасности…
Он сардонически рассмеялся:
– А вы надеялись на нечто иное?
– Нет, не надеялась, – жестко сказала Анжелика, платя ему той же монетой. – Боялась – да, ибо ни за что на свете не хотела принимать знаки внимания со стороны человека столь малогалантного, человека, который…
– Не бойтесь. Я ведь не скрыл от вас, что ваш нынешний облик вызывает у меня глубокое разочарование.
– Слава богу!
– Лично я готов поклясться – здесь даже дьяволу уже нечего добавить! Какой крах! Я хранил в памяти волнующую одалиску с солнечными волосами, а нашел женщину в чепце, благонравную мать семейства, нечто вроде монахини… Поверьте мне, есть отчего изумиться даже такому закаленному пирату, как я, который на своем веку повидал много женщин…
– Сожалею, что с товаром произошла неувязка, монсеньор. Надо было бы как-то постараться сохранить его, когда он был в надлежащем виде…
– И ваше высокомерие вместе с ним! Экая заносчивость! Когда там, на невольничьем рынке Кандии, вы стояли, униженно опустив голову…
Анжелика снова пережила час своего позора. Час, когда ее, обнаженную, выставили напоказ под вожделенные взгляды мужчин.
«Оказывается, мне суждено было пережить нечто худшее…»
Его странный голос вдруг зазвучал серьезно:
– О, вы были так прекрасны, госпожа дю Плесси, когда ваше тело прикрывали только волосы, ваши глаза напоминали глаза загнанной пантеры, а на спине виднелись следы весьма нелюбезного обращения с вами моего друга маркиза д’Эскренвиля. В общем, вы были прекрасней, неизмеримо прекрасней, чем сейчас в своей буржуазной надменности… А если к этому добавить, что вы имели честь быть любовницей короля Франции, а это, естественно, окружало вас ореолом, то стоили вы дорого… Уж поверьте мне!