Антоновка - стр. 8
Михаил постелил на траву трикотажную олимпийку и разгладил ткань ладонью. Полина пустилась рядом и стыдливо сжала коленями ладони.
– Тихо тут.
– Туз-Мутуз почему-то разгавкался, слышишь?
– Он на любую тень бросается, и Селёдка его постоянно дразнит.
Они замолчали. Кошка притихла в надежде услышать ещё что-нибудь про себя, но повисла уютная тишина.
Михаил обнял Полину за плечи, поцеловал в висок:
– Я скучал.
– Скучал?
– По твоей улыбке, по твоим коленкам круглым и сладким ушкам.
– Я просто немного устала. – Полина усмехнулась, поёрзала и устроилась в объятиях удобнее. – Сейчас уже лучше, хорошо Алёшка помогает.
– И Филипп.
– И Филипп. Не представляю, каково ему быть единственным ребёнком. Бедный мальчик.
Михаил ухмыльнулся.
– Бедный? Несчастный прямо! Его батя на консервном теперь будет начальником. Слышала, они собираются линию для концентрирования соков вводить?
– Это же хорошо?
– Хорошо. Работы будет больше. Яблоки-то наши.
Снова замолчали, Селёдка уже собралась уходить, когда услышала звуки поцелуев и страстный шёпот, утонувший где-то в изгибе шеи Полины.
– Любимая моя заечка, как же скучал…
Селёдка от возмущения вздыбила шерсть. Заечка? Только не это! «Заечка» не предвещала ничего хорошего. Значит, снова будут мять васильки, а потом появятся лысые крысёныши!
Лучше бы завели козу!
Глава 2. Какое короткое лето
Такое короткое лето,
Такие летучие дни!
Кончается наша кассета,
Но ты ее все же храни.
Женя Белоусов «Такое короткое лето»
1990 год
– С днём рождения!
– Поздравляю!
– С чёртовой дюжиной тебя!
Лёшка расплылся в широкой улыбке. Он обожал свой персональный праздник, ждал подарков и обязательного застолья. Именины всех Антоновых, рождённых летом, отмечали во дворе. К концу августа от регулярных танцев в траве появлялись проплешины. Со стороны соседнего дома двор ограждали высокие кедры, со стороны речной дамбы – плодовый сад, от любопытных взглядов, проходящих по улице людей, его ничего не закрывало, частенько прохожие заглядывали на огонёк и присоединялись к веселью.
Из сарая извлекали здоровенный, почерневший от времени стол, с веранды приносили два столика поменьше, составляли их и застилали тремя белыми простынями. Собирали со всех комнат стулья, правда, их всегда не хватало, поэтому на табуретки клали доски, накрытые покрывалами, и получались кустарные лавочки без спинок. Накануне пекли торт, для Лёши всегда «Наполеон» со сметанным кремом.
С раннего утра вытягивали из окна кухни шнур удлинителя и ставили на верхнюю ступеньку бобинный магнитофон. Воздух наполнялся вкусными запахами и песнями «Ласкового мая». Дядя Лёхач признавал только живую музыку и выносил из чулана щербатый потрёпанный баян. Сыграть мог что угодно, легко подбирал на слух тот же «Ласковый май», правда, пел, нарочно кривляясь, картавя и заменяя слова. Седую ночь превращал в седую дочь, а белые розы в белые козы.